Мужчина, держащий поводок ротвейлера, схватился обеими руками за живот, согнулся и медленно, как в кино, повалился на бок около подъездной двери. Стало очень тихо, даже магнитофон в руках чернявенького подростка словно замолчал. Время остановилось на десяток секунд, чтобы взорваться диким женским визгом и жутким матом мгновенно протрезвевшего мужичка. А потом низко, тоскливо и безнадежно завыла собака…

– Оля! Оля! Да что же это такое?! – Старушки кричали все сразу. – «Скорую», «Скорую», «Ско-ру-ю»!!! Милицию вызывайте! Это ж академик! Академик с четвертого этажа, из пятнадцатой! Милицию! Может, он жив еще, может, не насмерть, спасите человека!

Подростковую компанию как метлой смело от подъезда, мужичок, не испугавшись собаки, как-то очень осторожно и ловко отодвинул застреленного от двери и повернул его лицом кверху. Изо рта мужчины вытекала тоненькая струйка ярко-красной крови, а под его спиной кровь собралась уже в солидную лужу.

– Оля! Надя! Да что же это? «Скорую»! Милицию! А вдруг живой еще! – Одна из бабулек мышью метнулась в приоткрытую подъездную дверь. – «Скорую»! А может, живой еще?!

…Он был «живой еще» и прожил около двух с половиной минут. Как раз столько, чтобы успеть прохрипеть, просипеть, прокашлять в лицо смертельно, известково-бледной высокой женщины в алом домашнем кимоно и тапочках на босу ногу:

– Люба! Люба, больно! Люба, это все! – и потом совсем тихо, захлебываясь: – Наркотик… это наркотик… Петру… скажи… те.

И вот это были действительно его последние слова. А на весь двор жутко и тоскливо выла собака.

Петр Николаевич Орлов, генерал-лейтенант МВД РФ, непосредственный начальник и близкий друг Льва Гурова, вызвал его около десяти часов утра. Голос генерала в трубке внутреннего телефона был вроде бы спокойным, да и много ли поймешь по короткой фразе: «Лева, зайди. И побыстрее…», но Гуров работал под началом Орлова не первый год. Никаких плановых встреч или совещаний на сегодняшний день назначено не было, вся гуровская текучка пребывала во вполне приличном состоянии и пристального внимания руководства попросту не требовала, а в то, что генерал Орлов со вчерашнего дня успел остро по нему соскучиться, Льву не верилось. Значит, что-то случилось, в смысле стряслось; такова уж была специфика работы людей, занимавших кабинеты этого здания, и новости они делили на плохие и очень плохие. Да и то, что позвонил сам Орлов, а не его очаровательная и слегка в Гурова влюбленная секретарша, тоже было признаком вполне определенным и радужных надежд не вызывающим. Иногда Гурову казалось, что за столько лет совместной работы и дружбы у него с Петром Орловым установился почти телепатический контакт – не то чтобы мысли друг друга читать, но вот настроение почувствовать – вполне…

Льву Ивановичу повезло с начальством, он прекрасно осознавал это, да и Орлов считал, что Гуров – счастливчик, потому как с гуровским ершистым и независимым характером самым поганым было бы нарваться на дурака или карьериста в погонах, на которых звезды повесомее, чем у подчиненного. Орлов же ни дураком, ни карьеристом не был, скорее наоборот.

Сам в прошлом великолепный оперативник – умный, храбрый и с прекрасным воображением, Орлов прошел, по его собственному выражению, «всю лестницу – ножками, ножками, – лифтов мне не подавали…» от районного уполномоченного до начальника одной из самых мощных и высокопрофессиональных структур российской милиции. А такой путь понимающему человеку много о чем говорит. Крутой и без перил была лестница, пройденная генеральскими «ножками». Считая Гурова оперативником «божьей милостью», виртуозом сыска, генерал старался использовать его в делах особых, на «рядовуху» других хватало – хоть не всегда, ох, не всегда старательных, толковых, грамотных, но без той печати редкостного таланта, который и позволяет человеку достичь в своем деле вершин. Мелочной, да и не мелочной, пожалуй, опеки Лев не стерпел бы, и хоть часто очень хотелось Петру Орлову подправить Гурова, подсказать что-то, а пуще предостеречь от чего-то – любил Гуров работать рискованно и нестандартно, – генерал практически никогда этим своим порывам воли не давал. Многолетняя практика показывала, что делу это шло только на пользу. Стас Крячко, уж который год «друг и соратник», а ныне и заместитель Льва Гурова, как-то в нервной запарке – заваливали дело, безнадежно, казалось, заваливали, хотя и осилили в конце-то концов – буквально рявкнул, им троим тогда было трижды наплевать на субординацию:

– Петр! Твое дело – наши с Гуровым задницы от начальства прикрывать и под ногами не путаться!

Орлов рявкнул что-то в ответ, но в глубине души согласился с грубияном и никакой обиды не затаил. Да и какие тут могут быть обиды между своими, работал Орлов с этой милой парочкой двадцать с лишним лет, и соли они съели вместе уже не пуд, а целый вагон.

Гуров встал из-за стола, подошел к небольшому овальному зеркалу, висевшему над сейфом, поправил чуть растрепавшиеся волосы и узел галстука. Слегка улыбнулся собственному отражению, вспомнив извечные мучения генерала с этой деталью мужского костюма и свое подтрунивание над Орловым, – ну никак не удавался тому галстучный узел, и злился Петр на это свое неумение вполне всерьез. «Наверное, поэтому и не любит Петр костюмы, все больше в форме, – подумал Гуров, открывая дверь генеральской приемной. – А что, красивая форма, сам бы не снимал, да вот только много ли мы со Стасом в ней наоперативничаем…»

– Веруня, здравствуй, красавица ты наша! – Гуров подошел к столу секретарши Орлова. – Что хорошего? Чем порадуешь? Как там наш наиглавный, строг и суров с утра пораньше?

– Скажете тоже, красавица, – привычно изображая смущение, пропела Верочка: это у них с Гуровым была такая давняя игра в «супермена-сыщика» и «юное создание», а ведь нравился полковник ей и очень по-настоящему нравился. – Скажете тоже… А Петр Николаевич… Смурной какой-то он… Ему два звонка было утром – из прокуратуры и еще кто-то, он сам трубку снял. Вышел, сказал, чтоб никого не пускать, хоть, говорит, министр появится – нет меня.

Верочка улыбнулась и озорно подмигнула Гурову, который доподлинно знал, что, появись на свою беду министр после такого приказа Орлова, дальше Верочкиного «предбанника» нипочем бы он не прошел, разве взвод омоновцев впереди, и то…

– Да вы проходите, Лев Иванович, вас он как раз ждет.

– Ну, спасибо, Веруня. А тайны страшные, служебные: «из прокуратуры… сам трубку снял…» – их даже мне – ни-ни! – Гуров подошел к двери генеральского кабинета и, пару раз слегка постучав согнутым пальцем, открыл ее, напоследок невесело подумав: «Смурной… Знаем мы, отчего Петр смурной бывает… Не иначе кусок колбасы несвежей на завтрак съесть изволили».

– Полковник Гуров по вашему приказанию явился, – отчеканил Лев, поедая начальство глазами и вытянувшись «во фрунт». Это тоже была давняя традиция, возникшая еще в пору Левиного лейтенантства и первых его встреч с молодым тогда Петром Орловым. По сценарию генерал должен был «сверкнуть очами» и грозно ответствовать: «Привидения являются, полковник! Вы по моему приказанию прибыли!» На что Лев жалобно блеял: «Это как поезд, да?»