балконе новой квартиры на окраине Самары, а после бегу на трамвай. Часы показывают шесть двадцать, у меня первая пара с первокурсниками.

Создаётся чувство, что, наконец, я нашёл то, что всегда искал.

Вот только из груди будто сердце вырвали и выбросили в неизвестном направлении, пока я разглядывал озёрную воду во снах.

Как давно это произошло? И почему же я не заметил?

7

Никогда бы не подумал, что испытаю настолько сильный ужас утром. Выдались выходные летние дни, когда мне не нужно торопиться в университет и можно полежать лишние пару часов, как вдруг, открыв глаза и взглянув в полуприкрытое занавесками окно, я вижу тебя.

Танцующую.

Волосы — чёрные, рыжие или каштановые? Из-за яркого солнца не вижу совсем, — твои, хвост кометы, разлетаются в разные стороны в такт твоим движениям. Слышу давно знакомого Call me Karizma, забытого за столько лет.

Ты звонко, как колокольчик, смеёшься, а я подскакиваю на кровати. Сердце моё бьётся так громко, что заглушает биты музыки; кровь ударяет в уши, и мне, кажется, срочно нужно измерить давление, пока я не упал в обморок.

Зрение у меня никчёмно упало из-за внутричерепного, я не могу разглядеть, куда иду, поэтому в одних трениках подхожу к окну, чтобы распахнуть занавески и открыть окно.

Вдыхаю холодный воздух.

Музыка играет на улице у какого-то безумца на колонках, но достаточно негромко, чтобы не раздражать людей, однако как-то я её услышал. Послав с высоты третьего этажа несносного подростка отдыхать в другое время в другом месте, поворачиваюсь обратно в квартиру.

Тебя здесь нет.

И не было никогда.

8

Мы встречаемся с тобой снова в театре в июле двадцать второго года.

Твои чёрные волосы подстрижены коротко, напоминая мне о нашей последней встрече и твоём плаче, который я так давно позабыл. На тебе тёмно-синее платье, под бровями коричневые тени, подчёркивающие и добавляющие блеска голубым глазам, всё таким же ярким и блестящим.

Меня, двадцатишестилетнего в бежевом костюме со сливовым галстуком, ты не заметила. Сначала я подумал: «И слава богу».

Твоя спутница, несмотря на мужской наряд, вполне очевидно являлась девушкой. Никогда бы не подумал, что ты способна влюбиться и в свой пол тоже. Она напоминает чем-то меня в молодости: голос прокуренный, в кармане виднеется пачка Winston, волосы такие же русые и почти касаются плеч. Точная копия меня в лиловые семнадцать, но лишь внешностью — её громкий смех напоминает невоспитанного подростка. Стараюсь не обращать внимания на это, ведь знаю, что всегда был скуп на эмоции, поэтому таить обиду на странную «замену» нет никакого смысла.

Впрочем, сейчас я отличаюсь от себя молодого лишь слегка увеличившейся длиной волос, пятимиллиметровой щетиной, отдающей рыжим, да плечами, ставшими шире с годами. Мама эти изменения называет просто: «Возмужал».

В твоей спутнице же этого «возмужал» увидеть не получается.

Вы сидите на четыре ряда ближе к сцене от меня, дальше от правой части партера, в котором мне довелось расположиться. Наслаждаться музыкой стало невыносимо, и два часа Чайковского прошли, словно в забытьи: не могу вспомнить, что играло первым и что — последним, лишь короткие чёрные волосы и открытая спина остались в моей памяти.

Заметил, что примерно к середине твоя подруга (девушка?) уснула и чуть ли не захрапела, запрокинув голову. Вела она себя хамовато, если могу так выразиться: часто касалась своей рукой твоего плеча, привлекая к себе даже тогда, когда ты этого не хотела; лезла к тебе с поцелуями в моменты кульминации мелодии, пока ты отталкивала её, желая услышать музыкантов. Мешала тебе познавать искусство, насколько я мог судить.

Вышел из зала позже остальных и позже вас. В коридоре ты сдержанно высказала своей подруге (я не хотел… кому я лгу? Я стоял и нагло подслушивал ваш разговор) о недостатках её поведения, на что та разразилась гневной тирадой и сообщила следующее: «Раз ты так сильно не хочешь, то можем вообще больше не встречаться». Ты нахмурилась, после чего твой голос стал острее шпилек, на которых ты стояла:

— Моя душа желает раствориться в творчестве хотя бы сегодня. Если не хочешь того же, то нам не по пути.

Девушка (стоит ли называть её молодым человеком? Не разбираюсь в таких тонкостях) сжала кулаки и, гордо подняв подбородок, ушла.

Ты села на лавочку. В театре не осталось посетителей.

Понятия не имея, что делать, я прождал ещё минуту, чтобы не выглядело, будто подслушивал (а так будет выглядеть в любом случае).

Наконец выйдя из зала, направился к выходу по красному ковру, но остановился. Мы с тобой пересеклись взглядами.

Холодное удивление сменилось горько-тёплым облегчением.

— Сколько долгих лет, — произносишь ты.

— Сколько холодных зим.

Сажусь на лавочку рядом с тобой. Ты смотришь на меня и улыбаешься почему-то ярко-ярко.

Мы заводим беседу, и…

9

Никогда не мог подумать, что ты станешь писательницей.

Давно закончив университет, работаешь тем, кем мечтала (пусть я уже и не смог вспомнить, кем ты хотела стать тогда, в светлые шестнадцать), живёшь отдельно от семьи. В Самаре — в которой я уже почти семь лет влачу существование жалкое, ничтожное настолько сильно, что и сам не подозревал об этом, пока не встретился с тобой вновь.

Ты показала мне свои книги, сборники рассказов. Они странные, очень — полностью на твой манер, из-за чего я совсем не сомневаюсь в том, что тексты написаны только тобой. Рассказала, как сложно было в университете, как беспокоилась во время первых публикаций о прибыльности, как подбирала псевдоним, так непохожий на твоё имя, но идеально подходящий твоему творчеству.

Как искала себя, осознав, кто ты есть и чего хочешь от жизни.

Когда-то между нами возник океан из недомолвок, усталостей и подростковых огорчений.

Неужели мы смогли его переплыть?

10

Нам обоим было непросто по-своему. И теперь мы здесь.

Утро — символичное, прекрасное, меланхоличное — наступило уже в который раз в моей жизни. Август двадцать второго года. Воскресенье. Часов пять, не больше, ведь солнце только проявилось на горизонте.

Нет больше жёлтых полей и озера вдали, на которое я бегал с друзьями, вспоминая о твоих глазах. Нет больше старой маминой квартиры, в которой она проводила один месяц в году (не оставляя своих профессиональных привычек, она вновь улетела в командировку ещё неделю назад, обещая позже погостить у меня).

Нет больше светлых шестнадцати и лиловых семнадцати. Но