Книга, которую мы с удовольствием представляем нашему современному русскому читателю, на наш взгляд, совершенно не утеряла своей культурной и исторической ценности, невзирая даже на столь значительное прошествие лет.

Уже во введении к работе было отмечено: «Что касается естественных наук, и преимущественно биологии, то в настоящее время тесная и живая связь их с психологией уже не подлежит никакому сомнению». Это было совершенно революционное по тем временам воззрение, ибо пика своего расцвета такая самостоятельная дисциплина, как психобиология достигла лишь во второй половине XX века. Будучи подлинным провидцем и новатором науки, Паоло Мантегацца писал также, что «в области знания психология, несомненно, будет играть со временем первенствующую роль». И сегодня мы без труда обнаруживаем всю правоту его суждений.

«Измерить человеческую мысль», – вот к чему дословно сводилась цель книги. Но в силу того, что в человеке физические и психические процессы теснейшим образом взаимосвязаны, автор предпринял попытку систематизации всех физиогномических знаний на биологической основе. «Человеческое лицо интересно для всех; ведь это – книга, которую каждый волею-неволею должен читать ежедневно и ежечасно».

В прекрасно структурированном сочинении «Физиономия и выражение чувств» приводится история развития физиогномики в разные времена и у разных народов, сопровождаемая наглядным очерком анатомических основ мимики, со специальным разбором отдельных частей лица и их влияниях на общую структуру портрета. Причем все эти нюансы автор рассматривает не только в статике, но и динамике, для большей наглядности привлекая цитаты из классиков ваяния и живописи со времен античности и Ренессанса, оставивших очень образные и меткие описания физиономии людей в различных их психических состояниях.

В современной России интерес к психологии, физиогномике и иным смежным наукам, изучающим человеческую сущность, постоянно возрастает, что закономерно, ибо вышеозначенный комплекс знаний в условиях советского интернационализма находился практически под запретом. Знать природу наследственных различий в границах пропагандируемого равенства – это была сама по себе крамола для действующего режима. Поэтому сегодня, когда, как мы смеем полагать, все постулированные Конституцией свободы являются неотъемлемой частью нашей повседневной гражданской жизни, такие классические труды, как базовая работа Паоло Мантегаццы, должна всецело способствовать общей культуре грамотности в области реального человековедения в России.

Владимир Авдеев

Значение науки, изучающей явления душевной жизни и деятельности человека, сравнительно с таковой же у животных, все более и более осознается образованным обществом нашего времени, и европейская психологическая литература растет не по дням, а по часам. Действительно, есть ли область знания или сфера деятельности человека, которая так или иначе не соприкасалась бы с психологией?

Целая группа гуманитарных наук – исторических, словесных, юридических – исключительно имеет дело с явлениями, возникающими и развивающимися на почве психологической, каковы явления общественной жизни, язык, литература, право и юридические отношения. Что касается естественных наук, преимущественно биологии, то в настоящее время тесная и живая связь их с психологией тоже не подлежит никакому сомнению. Китайская стена, отделявшая явления душевной жизни от явлений материальной природы, стала разваливаться с тех пор, как в современных психологических школах утвердилось воззрение Локка, которое отвергло существование прирожденных идей и признало, что вся сумма душевных деятельностей развивается из внешнего и внутреннего опыта, при посредстве нашей организации. Эта идея великого мыслителя как бы призывала натуралиста к аналитической разработке психических явлений. И вот трудами Фехнера, Эд. Вебера, Дондерса, Вундта, Гельмгольца, Сеченова, Экснера и других создаются новые отрасли точной науки – психофизика и физиологическая психология. За последние 15 лет в этой области знания сделаны новые существенные приобретения. Опыты Фритча и Гитцига, Феррье, Мунка и др. констатировали в коре головного мозга специальные чувствующие психические территории и волевые (психомоторные) центры и таким образом доказали известную локализацию в мозгу отдельных психических функций. С другой стороны, благодаря работам Чарльза Белля и Дарвина возникло строго-научное изучение выражения чувств и душевных волнений человека и животных, а Спенсер и Роменс, Гузо, Эспинас и другие ученые обратились к исследованию эмоциональной жизни животных, сравнительно с таковой же у человека, в различных других областях, поставив на научную почву наблюдения и опыта так называемую сравнительную психологию. Это новое направление, выразившееся известным слиянием науки о душе с наукой о жизни органической, служит верным залогом дальнейшей плодотворной разработки психологии, потому что жизнь вообще составляет первооснову душевных явлений, и, следовательно, уже в самых низших формах органической жизни должны содержаться зародыши жизни душевной.

Но если эта последняя подчиняется общим законам природы, и если поэтому современная психология не может не опираться при своих выводах на факты и наблюдения других точных наук, то естественно ожидать, что открываемые ею высшие законы душевной жизни, в свою очередь, должны будут со временем пролить широкий свет на явления органической и физической жизни природы. Ог. Конт полагал, что конечной наукой (la science finale), в которой сольются все науки, следует считать социологию, но если подумать, что социология есть только особого рода психология – психология общественного организма, то вернее будет предположение, что конечной наукою станет со временем для психического существа, называемого человеком и познающего все через свой психический организм (ведь и сама наука есть форма и продукт душевной его деятельности), именно психология. Последнее, между прочим, подтверждается и свойствами другой самостоятельной области знания – математики. Великими философами прошлого, в особенности Кантом, достаточно доказано, что все основы наших математических понятий лежат в прирожденной нам природе наших познавательных орудий, нашего рассудка и разума. Можно не соглашаться с некоторыми частными положениями кантовской теории познания, но нельзя не признать, что общий характер наших пространственных и количественных представлений предопределен организацией нашего душевного строя, наших познавательных способностей. Поэтому, глубокий математик, не желающий ограничиваться одними числовыми выкладками, так же точно, как и мыслящий естествоиспытатель, не в праве игнорировать психологию и свысока относиться к ее обобщениям. Как только он захочет уяснить себе смысл, назначение и сферу компетенции математических понятий, так по неволе должен будет обратиться к изучению процессов мысли и психических законов образования представлений и понятий человеческого ума.

Таким образом, в области знания психология, несомненно, будет играть со временем первенствующую роль. Что касается до практического ее значения в жизни на разных поприщах высшей разумной деятельности человека, то кто позволить себе усомниться в нем? Мы уже не говорим о том, что общий тон, нравственный тон разумной деятельности человека вполне зависит от его взгляда на нравственные начала жизни, а этот последний, в свою очередь, от основательности его воззрений на душевную природу человека. Но и помимо этого общего значения, есть ли хоть одна специальная сфера разумной деятельности человека, в которой знание законов душевной жизни не могло бы иметь применения? В общественной деятельности, в управлении государственным механизмом, в нравственно-воспитательной деятельности, в области медицинского ухода за страждущим человечеством, в области научного изучения и творчества, в сфере художественной деятельности – везде человек сталкивается с человеком, всюду он должен воздействовать на душевный строй своих ближних, влияя на их ум и волю, исправляя и улучшая их чувства и стремления, вникая в их самочувствие, пробуждая в них хорошие влечения, свежие и живительные ощущения, добрые и умные мысли. Можно ли сознательно выполнить одну из этих задач, не имея понятия о законах и разнообразных явлениях душевной, жизни человека? Может ли правитель успокоить и удовлетворить управляемых, не понимая душевных, умственных и нравственных их потребностей; могут ли отец, мать, педагог воспитать честных и умных граждан, не зная свойств ума, чувства и воли ребенка, не понимая его инстинктов и влечений; может ли врач лечить своего тяжелобольного пациента, не обращая внимания на его самочувствие, на патологические изменения в его настроении, аффектах, идеях; может ли, наконец, художник создать что-либо великое в области звуков, форм и красок, или же в области слова, не изучив тщательно всех изгибов человеческой души, игры ее чувств, страстей, стремлений; и не оттого ли так мало хороших художников, что большинство художников обыкновенно пренебрегает изучением душевной природы человека, на которую искусство призвано воздействовать, если оно даже и не делает ее прямо сюжетом своих произведений?