Твоя Лана

* * *

Санкт-Петербург 10 октября 2004 года.

– Ты думаешь, он в командировке? Он с очередной шлюхой на пляже за кордоном. – Глаза Павла сверкали ненавистью. Лицо мальчика порозовело, и белесый пушок над верхней губой проступил отчетливее.

– Не смей так говорить об отце. Ты еще слишком мал и глуп! – Истерическим тоном потребовала Полина.

– Сама дура! Ты что, слепая или притворяешься!? Почему ты с ним не разведешься? Тебе нравиться бегать с рогами… Он же тебе все врет.

Женщина открыла рот, чтобы закричать. Она даже замахнулась на сына, но внезапно поникла, упала в кресло и заплакала.

– Ну что, я прав? Прав? Прав? Он опять наврал, что в командировке?

Полина не слышала. Она затараторила быстро, словно самой себе:

– Хорошо сказать – разведись…. А квартира, а дача? А жить на что? Я ведь ничего не умею. На что тебя учить? Ты же учиться не хочешь. Тебе ставят пятерки за его доллары. Ты прогуливаешь школу, и учителям приходиться платить, чтобы тебя не выгнали…. Ах, Павлик?! Что ты знаешь о жизни? Тебе все кладут в рот готовым. А ты только хамишь и бездельничаешь. Был бы он настоящим отцом, порол бы тебя как сидорову козу, может, и стал бы ты человеком. А я не могу. Я слабая женщина. Я даю тебе деньги. А ты еще смеешь называть мать дурой.

– Поехала… Вы друг друга стоите. Ты живешь с ним ради денег, он живет с нами по привычке. Тоска. – Поморщился Павел и ушел в свою комнату. Полина не шелохнулась. Она замолчала, и повернулось к окну. К большому зеркальному стеклу прилип листик клена. Его прилепил ветер, предварительно смочив холодным октябрьским дождем.

По существу ей возразить сыну нечего. Хотя сын прав только отчасти. Да, она живет с мужем, чтобы не лишиться материального благополучия. Хотя квартира записана на нее, а дачу по суду можно разделить. Но Полина не стерва – суды, скандалы не ее стихия. Да и Сергей никогда не был сволочью. При разводе он, наверное, не стал бы выдирать у нее все. Но что дальше? Одинокая тридцатишестилетняя женщина с подростком на руках? Полина боялась остаться одна. Как жить совсем без мужчины? Богаткин ей хоть и изменяет, но она ему не противна. Муж часто по ночам не дает ей спать. Бывает, на него находит особая жадность и тогда он доводит ее до изнеможения. После таких ночей Полина долго валяется в постели и чувствует себя почти счастливой. Она подозревала, хотя и боялась признаться себе самой, что у мужа появилась другая женщина. Раньше если и изменял, то между делом. Богаткин любит женщин и не пропустит случая, если подвернется смазливая шлюшка. Но сейчас что-то иное. И что странно, эти последние два месяца до отъезда все вечера он проводил дома. Сидел в своем кабинете, стучал по клавиатуре компьютера. В спальню являлся к рассвету. Полина притворялась спящей. А он так и не засыпал до утра. Лежал и смотрел в потолок. Она однажды спросила у него: «Сережа, у тебя неприятности?». – «Нет, все замечательно», – ответил Богаткин и улыбнулся странной отсутствующей улыбкой. Потом уехал. Его нет уже три недели и ни одного звонка. Так впервые.

Полина вытерла слезы, встала и огляделась. В квартире сделалось сумеречно. Осенний день короток, а света она не зажигала. Зал с двумя люстрами, роялем из темного ореха и итальянским гарнитуром «под старину» выглядел пустынно и мрачно. Словно номер отеля, из которого отбыли постояльцы. Такие же квартиры и у друзей Богаткина. Дорогие, скучные, словно живут в них люди-роботы или временные квартиранты. Без своих вкусов, привычек и милых мелочей… Полина подошла к роялю, открыла крышку и пробежалась пальцами по клавишам. Она окончила музыкальное училище и когда-то неплохо играла. Поначалу, когда вышла замуж, Богаткин часто просил ее сесть за инструмент. Особенно, когда приходили гости. Он и его друзья в серьезной музыке смыслили мало, но мужу льстило, что его жена пианистка. Потом ему это наскучило, и она играла, когда оставалась одна. После рождения Павла играть перестала вовсе. И сейчас звуки рояля показались ей здесь странными и ненужными… Аккорды повисели под потолком зала протяжным рокотом и смолкли. Она прошлась по квартире, так и не зажигая света, заглянула к сыну, который играл в компьютер и даже не оглянулся, и отправилась на кухню. На кухне она свет зажгла. Огромная кухня в пластике под мрамор сияла чистотой, лишь кружка Павла и недоеденный бутерброд с копченым мясом разрушали парадную картину. Остаток трапезы сына хоть и диссонировал со стерильностью помещения, но все же вносил некоторую жизнь в холодный, словно выставочный интерьер блока питания четы Богаткиных.

– Господи, как в могиле… – Вздохнула Полина и позвонила подруге.

– Привет, Богаткина. Ты где? – Зинка Матвеева говорила низким хрипловатым контральто, и по телефону ее можно было принять за мужика. Хотя это была хрупкая и очень привлекательная молодая женщина.

– Зин, я дома и лезу на стенку от скуки. – Ответила Полина.

– Что, твоего кобеля так и нет? – Посочувствовала подруга.

– Нет, и даже не позвонил ни разу. Я уж волноваться начинаю.

– Вот что, подружка, одевайся, садись в машину и дуй к Никольской церкви. Я сейчас тоже туда подгребу. Еще Таньку Назарову прихвачу.

– А чего будем делать? Может, лучше вы ко мне? – возможность повидаться с приятельницами Полину радовала, но рулить самой по городу не хотелось.

– Мы к гадалке намылились. Танька упросила. Из Греции в Питер цыганка прискакала. Говорят, в яблочко попадает. Все и тебе про Сережку вывалит. Только фотку его прихвати. – Ухмыльнулась Зина.

– Боязно как-то… – Нерешительно возразила Полина. Но подруга умела быть настойчивой:

– Чего дома одной торчать. Потом поужинаем где-нибудь на Невском. Назарова, кажется, наконец, замуж выходит. Расскажет нам про своего последнего «прынца». Это она перед свадьбой к цыганке пожелала. Не терпится о своем суженом узнать…. И меня за собой тянет. А раз ты мне попалась, не отвертишься.

Полина еще раз заглянула к сыну:

– Я к подругам, если задержусь, не торчи до ночи у компьютера. Школу проспишь.

– Да, знаю… – Отмахнулся Павел. Она открыла шкаф в прихожей, достала куртку, надела ее и посмотрелась в зеркало. Каштановые волосы, немного приплюснутый носик и широко расставленные карие глаза напоминали о татаро-монгольском нашествии. Морщинки появились, но пока при помощи косметики их удавалось легко маскировать. Да и фигура не слишком расплылась после родов, лишь бедра немного раздались. Так что выглядела она для своих лет вполне привлекательно, только взгляд испуганный:

– Дура ты, дура… – Сказала она своему отражению и вышла. Стекла «Фольксвагена» засыпали листья. Полина брезгливо смахнула их перчаткой, уселась в машину и включила радио. Вместо привычной попсы звучал концерт Рахманинова. Она тронула с места и медленно выкатила со двора. Музыка уносила в юность, в пору, когда у нее и интересы были совсем другие, и жизнь казалось прекрасной. Тогда она была счастлива и только ждала своего «прынца». И дождалась…

В потоке машин чувство тоски и одиночества поослабло. Веселые красные огоньки авто, свет витрин, бестолковые пешеходы – она будто въехала в кипящую жизнь города, и это кипение коснулось ее самой. Концерт Рахманинова закончился мощным финалом, и музыку сменила реклама. Диктор советовал лекарство от простатита, обещая мужчинам за девяносто девять долларов вечную потенцию. Полина выключила радио и свернула на Никольскую площадь. Перед Собором ее ждали. Зина стояла возле своего перламутрового «Пежо» и качала головой: