Шрифт:
Интервал:
Закладка:
так вот, именно в этом времени суток я пребываю с самого утра — а потому меня не смутят никакие ваши выходки, и ничто не выбьет меня из колеи — как бы вы там ни старались.
Надеюсь, однажды такое время наступит и для вас. Уважаемая…
(Вглядываясь в ее бейджик.)
…Саломея?
Конкурс афористов
(Выходят двое участников и соревнуются друг с другом.
В конце зрители голосуют за более мудрого, и победителя награждают грамотой.)
1-й: — Кто у женщины на уме, тот и на языке.
2-й: — Много болтает тот, кто меньше знает.
1-й: — Необходимо горячее сердце, чтобы броситься в огонь.
2-й: — О ком не вспоминают, о том не говорят.
1-й: — Если кто-то мокрый, то он, похоже, побывал в воде.
2-й: — Не подходи к огню, чтобы не обжечься.
1-й: — У змей нет ух.
2-й: — Волк кусает, даже когда ластится.
1-й: — Прага — столица Чехии.
2-й: — Уточки говорят: кря-кря.
1-й: — Голем — это… такой там… из еврейской мифологии…
2-й: — Если ты споткнулся, то, значит, ты идешь.
1-й: — Если ты не спотыкаешься, то, значит, ты лежишь.
2-й: — Можно спорить о правах, а можно на права сдавать.
1-й: — Вишневое варенье варится из вишни.
2-й: — Иногда вишню от черешни отличить довольно тяжело без специального исследования.
1-й: — После долгого пребывания во мраке, свет невыносим.
2-й: — Если кто-нибудь поёт, то это вовсе не значит, что он счастлив.
1-й: — Женщина без бороды — скорее всего, женщина.
2-й: — Пироги не разговаривают, но и не молчат, ведь для того чтобы молчать, прошу заметить, нужно уметь и разговаривать.
Щенок из запястья
и обронил монокль.
Большой недом. Входит Роберт.
Роберт: — Я дома, я дома. (Бросает пальто на диван.) У нас на бирже все как с ума посходили. И такое, представь себе, уже второй день. (Отрубает на столе ладонь.) Жозефина, где ужин?
Жозефина: — О, здравствий! (Указывая на ладонь.) Это что, сченок? Сченочек?
Роберт: — Нет.
Жозефина: — А я подумать, что сченок. Маленький собачьонка, который светски львицы носят в своих сумках. Я такую давно хотеть, думай ты мне принес в подарок.
Роберт (преисполнившись антигуманизмом): — К черту светских львиц! Их самих нужно носить в сумках или же в портфелях!
Жозефина: — Или же в мумусорных мешках.
Роберт: — Мумусорных?
Жозефина: — Да, потому что их делай коровы.
Роберт: — Ясно…
(Слышится тявканье. Роберт обнаруживает, что вместо отрубленной ладони у него вырос белый щенок. Чуть привыкнув к нему, молодой человек идет выгуливать его в парке, где встречает Монтгомери — тучного господина, попыхивающего сигарой.)
Монтгомери:
— Ну здравствуй, Роберт! Смотри-ка, разве я не пароход?
(Выпускает дым из ушей.)
Я отправляюсь на Корсику, Роберт. Давай на борт! Бьюсь об заклад, что ты еще не бывал в этом чудесном краю. Какие нас ждут сокровища, только представь! Любовь, драгоценности, золото? А может быть, смерть в виде прекрасной смуглянки?
(Отчаливая.)
Корсика, кто сказал, что ты остров?
Ты — дикий плод, в своих недрах хранящий нектар; плод, брошенный в воду одним из титанов. Твои земли носят цвет персика в летнее утро и в полдень; вечером — сливы. Но когда черноусый фонарщик (усы его с проседью, но столь подходящей, что, кажется, он их нарочно подкрашивает серебряной краской), когда черноусый фонарщик, не дождавшись захода, зажигает свои фонари, то отблески света ластятся к выщербленным тротуарам меланхоличным оттенком, который я даже не берусь описать из опасений сбить его смутные чары, перемолов ненароком грубым своим языком, которым бы только стегать обывателей и презренных мещан с материка по соседству, — так всюду загораются огни, и чем больше темнеет небосвод, тем глубже проваливаешься внутрь плода: мякоть сдавливает тебя, и от его дурманящих соков некуда скрыться, пока декорации города меняются как по щелчку: столики на террасах как бы сдувает ветром, взамен, словно полные звона и гама шкатулки, распахиваются ночные кафе, в которых мужчины меняют белые льняные костюмы на черные фраки, а в одеяниях дам теперь фигурируют бесстыдные красные цвета — и каждый постоянно твердит: "Что за ночь, что за ночь", как если бы эти фразы были паролем, какими обмениваются участники тайного общества, знаменуя начало оргиастической мессы (желательно такой, в центре которой — покойные девы из крестьянок, чьи тела украшает цветы, а лица — наложенная искусным мастером косметика. Все же смерть всегда придает благородство их простым чертам и грубоватым формам, замечательно сочетаясь с их природной красотой и даже ее усиливая — пусть и на совсем короткий срок. Тогда как в роли зачинщика — этот безумец в маске оленя, который, подняв кубок с вином, говорит: "Мы должны символически соединиться со смертью, чтобы познать темных муз и приблизиться к их мистическим прелестям. Хотя бы на пару неловких шагов, сделанных словно в бреду").
Роберт, ты слышал? К их мистическим прелестям!
***
Белый щенок еще долго лакал океан, вовремя разбивая лапами начинавшие набирать в размерах волны, что хищно бросались в сторону уплывавшей фигуры с явным намерением ее прибить; но, благодаря стараниям щенка, если те и добирались до нее, то, скорее, рябью, нежели грозными валами, — рябью, от которой никому не было никакого вреда.
Краем глаза щенок то и дело поглядывал в сторону тучного господина, уже превратившегося в точку на горизонте, и думал:
"Интересно, океан так бушует когда бодрствует или же когда спит?"
Выход в сад
(«Йоркширские куролесы»)
1-й: — Ну вот и все. Мой граммофон накрылся.
2-й: — Бульк…
1-й: — Залил в него виски, совсем чуть-чуть. И теперь мне говорят, что его не починить.
2-й: — Бульк-бульк. Бульк.
1-й: — Во всяком случае, он в состоянии просто украшать мой интерьер. В некотором смысле, стакан наполовину полон.
2-й: — Вы должны были спросить меня, что означает мое бульканье. А я бы вам ответил: "Тону в вашей глупости".
1-й: — Бульк…
2-й. — Что?
1-й: — Бульк-бульк. Бульк.
2-й: — Но что это значит?
1-й: — Не
