Эту метаморфозу, происшедшую с друзьями, можно было легко объяснить. Оба служили телохранителями у взбалмошной жены бизнесмена Ширяева. И оба были в достаточной степени профессионалами, чтобы уметь не показывать своих эмоций в то время, когда они на работе.

Вот это и являлось главной причиной негодования напарников. С боссом сейчас парни были не на короткой ноге. Но до того, как тот женился в третий раз, часто выполняли его иногда весьма щекотливые поручения и были у него на хорошем счету. А вот теперь приходится целыми днями и ночами таскаться по Москве с высокомерной сучкой, выполнять все ее капризы и молчать в тряпочку.

Более того, назначая парней на эту должность, Ширяев обещал, что они в «шестерках» долго не задержатся и вскоре получат повышение. Но время шло. Пролетело уже четыре месяца, а ничего не менялось. И вдобавок ко всему последние три недели у напарников не было ни одного выходного. И даже этого твердо обещанного свободного вечера босс их лишил, потому что его поганой сучке, видите ли, приспичило посетить презентацию какого-то слащавого попсового певца!

– Убью я когда-нибудь эту тварь и Ширяева вместе с ней, – процедил Псих, не убирая с лица дружелюбной улыбочки, от чего фраза прозвучала жутковато. – Зажрался, козел. Забыл, как на зоне вместе баланду хлебали. Большим боссом себя чувствует.

– А он и есть босс, – ледяным голосом констатировал Масон и выбрался из «Мерседеса». – А ты слишком мелко плаваешь.

– Ничего. Будем и мы когда-нибудь конфеты трескать, – процедил блондин ему вслед. – Ненавижу всех этих зажравшихся сук с толстыми кошельками!

Они вышли через пять минут. Жена босса, молодая, большегрудая и длинноногая конфетка, едва завернутая в вызывающе короткое серебристое облегающее платье с глубоким декольте, и Масон с неизменным в таких случаях выражением безразличия на лице. По не известным никому причинам девушка никогда не представлялась собственным именем. Она просила звать ее Литой, а в отношении телохранителей это была не просьба, а приказ. Масон попытался пройти в дверь первым, как этого требовали обязанности телохранителя, но Лита, что-то резко сказав парню, дернула его за рукав и раньше его оказалась на улице. Псих тихо выругался и скрипнул зубами. Но когда Лита плавно втекла на переднее сиденье, на губах блондина уже вновь играла неизменная улыбка.

– Перестань щериться и заводи мотор, – в голосе женщины было столько презрения, что им, казалось, можно было спалить весь ближайший квартал. – Или ты здесь всю ночь сидеть собрался?

– Нет, мэм, – улыбнулся в ответ Псих, едва сдерживая рвущуюся наружу злость. – Куда прикажете?

– Похами мне еще, щенок, – процедила Лита сквозь зубы. – Распустил вас Виктор. Гнать давно пора весь ваш сброд и нормальных людей нанимать… – А затем снова повысила голос: – Долго еще стоять будем? Вези меня в «Арс», да поторапливайся. Если хоть на минуту опоздаю к началу, вы у меня зарплату хрен увидите!

Все с той же скользкой улыбкой на лице Псих плавно выжал педаль сцепления и, переключив передачу, вдавил газ до полика. «Мерседес» завизжал шинами и, оставив за собой след покрышек, рванул с места так, что Литу откинуло назад, и она ударилась затылком о подголовник. Женщина ойкнула и заорала:

– Ты что делаешь, скотина? А ну, сбавь скорость. – Не переставая улыбаться, блондин уменьшил обороты двигателя, а Лита, наклонившись к нему, прошипела в самое ухо, злобно кривя ярко накрашенные губы: – Я тебе этого так не оставлю, мальчик. Ты завтра же вылетишь на улицу да еще и туфли мне лизать станешь, чтобы тебя хоть кто-то на работу принял. Понял?

Блондин коротко кивнул. Ему пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы удержать злость внутри себя, но улыбку на губах он сохранил. Лита презрительно фыркнула, пару секунд испепеляюще сверлила глазами Психа, а затем отвернулась к окну, не замечая того, что Масон смотрит ей в затылок, почти не мигая и не отводя взгляда. Дальше все трое ехали молча. Ровно семь минут. Затем Лита нервно посмотрела на часы.

– Все, лапонька, опоздали, – голосом, полным сарказма и злости, произнесла она. – Это тебе тоже зачтется. Только завтра. Все-е завтра. А пока поворачивай-ка. Поедем в… – Женщина запнулась на полуслове и, подозрительно поведя носом, обернулась назад. – Это от тебя, что ли, винищем прет? Ты что, урод, пьяный на работу приезжаешь?.. Да, я посмотрю, вы вконец оборзели, мальчики, – Лита злорадно рассмеялась. – Попали вы. Оба попали.

– Так куда едем? – перебив ее, совершенно спокойным голосом поинтересовался Псих.

– Ты еще и глухой? – взвилась стерва. – Я тебе русским языком сказала, чтобы ты поворачивал обратно. Поедем в «Дели» на Красную Пресню. И пошевеливайся!

Псих снова кивнул головой, но ничего не сказал, пристраиваясь в крайний ряд, чтобы выбраться на Садовое кольцо. Под действием наркотика контролировать эмоции было крайне трудно, и он еле сдерживал себя, чтобы не влепить наглой стерве увесистую оплеуху. Четыре месяца блондин терпел подобное отношение от зарвавшейся шлюхи, но сейчас она переходила все границы, видимо, предварительно хорошенько повздорив с мужем. Псих просто кипел, совершенно не представляя, как удастся держать себя в рамках целую ночь. Но когда впереди показалась Триумфальная площадь, все изменилось.

– Разворачивайся. Поедем в «Пхеньян», – вновь подала голос Лита прямо посреди Садово-Триумфальной.

Блондин не пошевелился.

– Ты оглох, что ли? – взвилась женщина. – Поворачивай, я тебе сказала!

– Здесь нельзя, – коротко бросил блондин. – Знак висит…

– Че-е?! Кому нельзя? Мне нельзя? – Лита захлебнулась от возмущения. – Поворачивай, козел! Спорить со мной вздумал? Пидор тупорылый, чмо, петух, сосунок!..

В голове Психа словно взорвалась бомба. На мгновение все поплыло у него перед глазами, как бывало всегда, когда кто-то по отношению к нему переступал определенную черту. Ярость выплеснулась наружу буйным пламенем, сметая все на своем пути, а наркотики зашипели в крови, подхлестывая огонь безумства.

Совершенно не думая о том, что он делает, блондин оторвал правую руку от руля и почти без замаха ударил женщину по губам внешней стороной ладони, одновременно резко сворачивая в Воротниковский переулок. Псих теперь плевать хотел на правила дорожного движения. Он подрезал «десятку» и едва увернулся от несущейся навстречу «Ауди». Он уже не видел, не слышал и не чувствовал ничего, кроме безумной ярости, затмившей разум.

Лита после удара сначала на секунду замолкла, недоуменно глядя на своего телохранителя, а затем завизжала и попыталась выпрыгнуть из «Мерседеса» на ходу. Она уже распахнула дверцу, но в этот момент сильные руки Масона схватили ее сзади и вжали в кресло. Лита попробовала вырваться, но безуспешно. Она просто не могла разорвать железное кольцо его рук.

– Козлы, отпустите! – завопила она, пытаясь достать зубами до предплечья Масона. – Вы трупы! Муж прибьет вас.

Псих ударил ее еще раз, но уже сильнее. Лита захлебнулась криком и схватилась за лицо, размазывая текущую по подбородку кровь, а блондин, перегнувшись через нее, захлопнул свободной рукой дверку и свернул в ближайший двор. Женщина снова попыталась закричать, но новый удар мучителя заставил ее проглотить крик. Псих остановил машину.