litbaza книги онлайнДетективыПейзаж с чудовищем - Татьяна Степанова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 80
Перейти на страницу:

Но тогда, в конце августа, Готлиб от малярии не умер.

Неизвестно, на что надеялась Либби… Йохан никогда не спрашивал об этом жену. Но Готлиб не умер. Лихорадка вроде как отступила благодаря усилиям врачей. Они настоятельно советовали Йохану Кхевенхюллеру остаться вместе с семьей и Готлибом на зиму в Риме и не рисковать здоровьем кузена в австрийской зиме, полной снега, сырости и альпийских ветров.

Йохан согласился. Вынужден был согласиться. Они наняли виллу Геката на Яникульском холме. Готлиб быстро шел на поправку – молодость брала свое. Йохану он был благодарен за заботу, говорил, что они с тетушкой Либби спасли ему жизнь. Йохан старался быть ровным и благожелательным с кузеном. Обстоятельно отвечал на все его вопросы, связанные с замком Ландскрон, и чувствовал, что вопросы юного Готлиба становятся все настойчивее. Когда речь заходит о скором совершеннолетии и вступлении во владение замком, в глубине его светлых глаз вспыхивает огонек.

Парень прекрасно сознавал, какие возможности сулят ему такие перспективы. Он много говорил о Париже и спрашивал, какой максимальный доход может дать поместье, – все это явно с оглядкой на чрезвычайно дорогую и роскошную парижскую жизнь.

Йохан порой наблюдал с террасы, как его молодой кузен в знойный римский полдень лежит на траве в парке в тени платана и читает. А потом приказывает кучеру оседлать лошадь и отправляется на конную прогулку в огромный соседний парк виллы Дориа. Или требует коляску и едет в город – куда-то в Трастевере, а когда возвращается, от него за версту несет дешевым вином римских таверн и чужим потом. Женским потом римских шлюх, падких на юных прожигателей жизни с княжеским титулом и длинной родословной.

О том, как сложится их общая жизнь после совершеннолетия Готлиба, они с Йоханом не говорили. Йохан не мог в свои сорок лет первым начать такой разговор с этим нескладным парнем, своим кузеном, которого не так близко и хорошо знал.

Эти вопросы постоянно задавала Либби. Но не Готлибу, а ему, своему мужу.

Вот как сейчас: что станет с нами? Мы превратимся в нашем замке в приживалов? И наш сын, обожаемый Франц, тоже? Что светит ему в этой жизни, а?

Либби-Элизабет происходила из семьи венского купца. Когда Йохан женился на ней, она получила в приданое сахароварочную фабрику с паровыми машинами, производившую сахар, нугу и прочие сладости для венских кондитерских. И сначала все шло хорошо. Но затем ее отец обанкротился и тайком заложил приданое дочери у кредиторов. Много денег потребовал судебный процесс. На все эти неприятности Йохан тратил деньги, которые брал из доходов замка Ландскрон, подделывая счета и оставляя в учетных бухгалтерских книгах фальшивые записи. Он брал каждый раз некрупные суммы, чтобы заткнуть дыры. И не боялся проверок счетов со стороны поверенных в делах, обеспечивавших завещание, по которому его кузен по достижении совершеннолетия получал замок и поместье. Но вся эта возня поставила крест на любых его попытках нажить собственное состояние и стать вместе с женой Либби независимыми финансово.

И Либби это знала. Потому ее слова о приживалах звучали так зло и горько.

Чего она добивалась?

Йохан Кхевенхюллер не хотел об этом думать.

Боялся об этом думать.

Боялся заглядывать глубоко в светлые глаза Либби, страшась прочесть в них то, о чем порой думал сам.

Если Готлиб умрет от лихорадки…

Но он не умер.

Через неделю он станет совершеннолетним и хозяином замка.

Новый князь Кхевенхюллер.

Молодой князь Кхевенхюллер.

– Ступай к гостям, Либби, – снова повторил свою просьбу Йохан. – Негоже оставлять наших гостей надолго одних.

Либби глянула на него искоса и молча отвернулась. Платье-кринолин из лилового лионского шелка зашуршало. Либби изящно левой рукой подняла кринолин, так что стала чуть видна нижняя шелковая юбка, вся в оборках, надетая на обручи. И бесшумно покинула кабинет мужа.

Йохан вышел на открытую террасу. Вилла Геката имела две открытые террасы на втором этаже. Одна смотрела в парк, заросший, тенистый, огороженный старой кирпичной стеной, увитой плющом. А терраса с противоположной стороны дома открывала потрясающий вид на Рим. Вилла стояла на склоне Яникульского холма. И днем при любой погоде панорама Рима сражала своим великолепием наповал. Отсюда было особенно заметно, что Вечный город и впрямь вечен и стар как мир. Как само время. Желтый, коричневый, терракотовый – цвета Рима никогда не смешивались воедино, но вместе с тем существовали неотделимо друг от друга и от неба, что словно купол, словно воздушная гавань открывала свои бесконечные дали.

Но сейчас на виллу Геката опустился вечер. И Рим там, вдали, с террасы Яникульского холма казался скопищем сияющих огоньков. Тысяч огней, мерцающих, как светляки.

Сюда, на Яникульский холм, где римская знать издавна строила виллы, не долетали шум, гам, вонь Вечного города – крики торговцев, скрип телег, звуки мандолин, песни, пьяные вопли, гул многочисленных базаров, куда привозили товары со всего света.

На вилле Геката царила тишина. И нарушали ее лишь крики белых павлинов. И пламя старых, изъеденных коростой мраморных светильников в парке отбрасывало багровые блики на подъездную алею, фонтан с маленькими фавнами и на оконные стекла.

Йохан стоял на террасе, глядя на Вечный город, голова его была пуста.

Мысли стучались словно в наглухо запертую дверь, но он гнал их, предпочитая эту ничем не заполненную тупую пустоту.

Перед тем как вернуться к гостям, занятым оживленной беседой в ожидании ужина, он зашел в спальню Готлиба.

Там все еще находились врач и помогавшая ему служанка Франческа. Впрочем, врач уже собирал свой саквояж, наказывая служанке через каждые полчаса менять юноше холодные компрессы на лбу и в течение ночи еще трижды давать ему горькую настойку от лихорадки.

– Приступы у него будут повторяться, – сказал врач Йохану. – С этим теперь ничего поделать нельзя. Ему придется с этим жить. Но опасности в настоящий момент нет. Надеюсь, что к утру жар спадет.

Йохан смотрел на кузена. Тот лежал среди сбитых, влажных от пота простыней и подушек, на огромной кровати под балдахином из тосканской парчи. Парча местами вытерлась и выцвела от солнца. Светлые кудри Готлиба потемнели от пота, виски ввалились, под глазами залегли коричневые тени. Он лежал с закрытыми глазами, его губы обметало от жара. И он все шептал, шептал, шептал:

– Ich lieb dich, mich reizt deine schöne Gestalt…

Дитя, я пленился твоей красотой, неволей иль волей, но будешь ты мой…

…Лесной царь нас хочет догнать,

Уж вот он, мне трудно, мне тяжко дышать…

– Бред, ваш воспитанник бредит, – сказал врач. – Лекарство поможет, пока нет оснований для волнений.

И покинул спальню, подхватив свой саквояж и пообещав вернуться утром – проведать больного.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 80
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?