восторг?»

XVII

И примолкли гости разом,

Не моргнёт никто и глазом,

Лишь биенье раз за разом

Их сердец.

«Ну и что вы все молчите?

Иль меня вы не хотите?!

Ну скорей же говорите,

Кто храбрец!»

Гордый взор она обводит:

Из толпы один выходит

Он с неё свой взгляд не сводит

И она.

А за ним ещё два хлопца —

Узнаёт средь них знакомца.

Возбудилась тут в оконце

И Луна.

XVIII

«Вот свершилось! Эй, Киприда,

Персефоне и Аиду

Передай: теперь открыты

Мне врата!

Хоть и Цербер верно служит,

Как щенок он мне услужит.

Пусть в Аду моя послужит

Красота!

Жребий кинут! — в урну зрея, —

Аквил! Ты ж клеврет Помпея?»

Он в ответ ей что-то млеет,

Как мазня.

«Очередь за ним Критона,

А вот с этим незнакома,

Дуй, малыш, пока до дома

На два дня!»

XIX

«Вот и куплены три ночи!

Стала жизнь в разы короче,

Но зато теперь вам точно

Можно знать:

Вы одни из всех убогих

Будете, на зависть многих,

В ласках нежных и нестрогих

Умирать!»

Первый глохнул тишиною,

Нежно взяв его рукою,

В царские вошли покои,

А толпа,

Заворожена, безлица,

Не решалась расходиться

Пока к ним не покатится

Голова.

Последняя царица

XX

Рим меж тем трясёт крутит,

Клеопатра на распутье:

«Поддержать ли, присягнуть ли

Мне кому?

Пусть меня считают падшей,

Только без поддержки нашей

Расхлебать нельзя той каши

Никому!»

Шлёт письмо ей Марк Антоний:

«Был охвачен я агонией,

Как узнал, что по иронии,

Ты сама

Помогла убийцам мужа,

Разве он того заслужит?

Разговор с тобой мне нужен

И весьма!»

XXI

«Что же делать — надо ехать!

А не то, глядишь, в доспехах

Сам прибудет — не до смеха

Будет тут».

Погрузив вино и злато:

«Ну, ни пуха, ни пирата!

Хоть и плыть далековато,

Раз там ждут».

В Тарсус прибыла царица:

«Не дыра, хоть и провинция», —

Но улыбка всё ж искрится

На лице.

А ещё через минуту

Марк спускается в каюту,

Оголивши плечи круто

На рубце.

XXII

Он вошёл, и дверь открыта,

Там — о, боги! — Афродита!

Грудь слегка её прикрыта,

И своё

Золото рукой обводит,

Взгляд с него она не сводит,

Близко так к нему подходит:

«Всё твоё!»

Марк забыл о притязаньях,

В Клеопатровых лобзаньях

Время словно сыр в лазаньи

Растеклось.

Враз их личные симпатьи,

Взгляды их на демократьи

И высокий статус, кстати, —

Всё сошлось!

XXIII

Клеопатра не от скуки

Приложила свои руки,

Его эго на поруки

Нежно взяв, —

В дар земель ей дал Антоний,

Из числа своих колоний,

Что владел он в Анатолии,

Их изъяв.

И, как пишется в буклете,

Отчеканив по монете,

В царской золотой карете

В вензелях,

Пышную сыграли свадьбу,

Переехали в усадьбу,

Там и зажили в усладе

При яслях.

XXIV

Клеопатра вся в заботах,

Дети то в соплях, то — рвотах,

Ходоки стоят в воротах,

Дом бурлит.

Государственные темы

И домашние проблемы

И Антония измены

Тоже бдит!

Но вдали своих колоний,

В дымке пряных благовоний

Попивать стал Марк Антоний

Иногда:

«Никому я здесь не нужен,

И жена моя, к тому же,

Пары добрых слов не сдюжит

Никогда».

XXV

Всё ж за брак она боится,

И ночами ей не спится:

«Милый, может колесницу

И в штыки?

Разобьешь Октавиана —

Тот зазнался слишком рано,

Зря ль тебя зовут Титаном

Мужики?»

От такого её плана

Старая заныла рана.

Марк мычал, мол, уже старый

Он уже.

«Мне такой ответ не нужен!

Даже слуги греют уши,

Мол, теперь я не при муже,

А — паже!»

XXVI

Был ли он тогда с похмелья,

Или канареек трели,

Иль слова жены как дрелью

По вискам.

«Вы не на того напали!» —

Всех пошёл будить, кто спали,

Легион собрав едва ли

По кускам.

Море волнами играет —

Посейдона развлекает,

Как бумажные качает

Корабли.

В напряженьи жилы, вены,

Нет здесь тех, кто гнёт колено!

Две флотильи, как из пены,

Подгребли.

XXVII

И бойцы Октавиана

В бой вступили утром рано,

Точно им писали планы

Небеса.

Корабли ломались в щепки,

Гнулись мачты словно скрепки,

И горели как салфетки

Паруса.

Сдал позиции Антоний,

Никаких теперь колоний,

Да ещё тут от погони

Бы уйти!

Весть потом пришла некстати,

Что жена в кровавом платье

Пожелала без проклятия

Уйти.

XXVIII

«Ваша кончена эпоха!

Зятю было тут неплохо.

Со своим последним вздохом

Он твердил:

Был ему лишь твой румянец

Сердцу мил. Какой лукавец!

Он Октавию, поганец,

Так не чтил!» —

Так Октавиан без спроса

Во дворце всё нюхал носом,

Учиняя ей допросы

Без конца.

А на утро по столице

Полетели небылицы

Что нашли в груди царицы

Два рубца.

XXIX

Мир ещё не знал Иисуса…

От змеиного ль укуса,

Малярийного ли гнуса

Умерла,

Но погибла Клеопатра,

Чтоб не стать трофеем завтра,

В центре чтоб амфитеатра

Не слегла.

И была она как птица:

Лишь смотреть — не ухватиться!

Так последнею царицей

Отбыла

В мир, где духи фараонов

В пирамидах ночью стонут,

С тихим стариком Хароном

Уплыла.

XXX

Вот уж Библия на полке,

Время бьется на осколки,

Но по ней не тихнут толки

Средь людей.

Молодежь и бабки в пледе,

Респектабельные леди,

Даже те порою бредят

Всё о ней.

Чем она к себе манила?

Может голосом пленила

Или что ходить любила

В наготе?

Сколь стихов и песен спели,

Разгадать всё ж не сумели

В чём секрет её: в уме иль

Красоте!

Май 2023 г., Анатолия