— Ангел, — произнесла я, досадуя на себя, что не изгнала этого бесенка, хотя возможность была.

— Разве он ангел?

— Нет. Его зовут Ангел.

— Его зовут Ангел?

— Да. А что тут такого? — взвилась я; эта ангельская перекличка действовала мне на нервы.

— Я думал, что он ангел не по имени, а по сути.

— Его так зовут. И поверьте мне, он самый настоящий ангел.

Минула целая эпоха, одноклеточные организмы превратились в ведущих ток-шоу, а кофе продолжал испытывать мое терпение. Я сдалась и решила пойти пописать.

Покойник последовал за мной. Вечно они…

— Вы очень… яркая, — начал он.

— Спасибо.

— И… блестящая.

— Ага.

Тоже мне новость. Мне и раньше говорили, что для покойников я точно маяк или путеводная звезда, этакое лучезарное светило — ударение на «лучезарное», — заметное с другого конца земли. Чем ближе они подходят, тем ярче блеск. Если можно так выразиться. Мне всегда казалось, сияние — это плюс. Все-таки я единственный ангел смерти по эту сторону Марса. Я провожаю почивших к свету. В общем, я своего рода дверь. Не всегда получается гладко. Все равно что вести лошадь на водопой: она может и заартачиться.

— Кстати, — бросила я через плечо, — если когда-нибудь увидите настоящего ангела, бегите. Со всех ног. Не оглядываясь.

Это, конечно, неправда, но мне нравится смущать народ.

— Серьезно?

— Серьезно. Эй… — я замерла и повернулась к нему лицом, — вы до меня дотронулись? — У моей правой щиколотки явно кто-то отирался, — кто-то холодный, а раз уж в комнате всего один покойник…

— Что? — возмущенно переспросил он.

— Не сейчас, а когда я лежала в кровати.

— Что вы! Конечно нет!

Я прищурилась, смерила его угрожающим взглядом и поковыляла в ванную.

Мне нужно было принять душ. Причем срочно. Не могу же я весь день слоняться по квартире и болтать с призраками. Дядю Боба удар хватит.

Но, зайдя в ванную, я осознала, что грядет худшая минута моего утра — мгновение, когда я скажу «Да будет свет». Я тяжело вздохнула и подумала, не остаться ли все-таки дома, наплевав на артериальное давление дяди Боба.

Смирись, велела я себе. Надо — значит, надо.

Дрожащей рукой я оперлась о стену, затаила дыхание и щелкнула выключателем.

— Ничего не вижу! — завопила я, закрыв лицо руками. Я изо всех сил старалась разглядеть пол, раковину, ершик для унитаза, но перед глазами расплывалось яркое белое пятно.

Мне явно пора убавить мощность.

Я споткнулась, поймала равновесие и, решив не сдаваться, выставила вперед ногу. Меня не остановишь какой-то там лампочкой. Мне, черт побери, пора приниматься за дело.

— Вы знаете, что у вас в гостиной мертвец? — спросил призрак.

Я повернулась к нему, потом перевела взгляд на мистера Вонга, который стоял к нам спиной, уткнувшись носом в угол. Смерив взглядом первого покойника, я хмыкнула:

— Кто бы говорил.

Мистер Вонг тоже призрак. Совсем крохотный. Не более полутора метров ростом, весь серый, почти прозрачный, в мундирчике мышиного цвета, с пепельной кожей и волосами. Похож на китайского военнопленного. Мистер Вонг торчал у меня в углу день за днем, год за годом. Не шевелился, не разговаривал. Не могу поставить в упрек бедолаге унылую внешность, но даже мне казалось, что у мистера Вонга не все дома.

Разумеется, самая жуть не в том, что у меня в углу привидение; осознав, что мистер Вонг отнюдь не стоит, а висит в воздухе в нескольких сантиметрах над полом, мой новый знакомец точно перепугается.

Ради таких мгновений стоит жить.

— Доброе утро, мистер Вонг, — крикнула я. Не уверена, слышал ли он. Может, это и к лучшему, учитывая, что я не знаю, как его зовут. Вообще-то я назвала его мистером Вонгом на то время, что он обосновался у меня в углу, пугая других покойников; но в один прекрасный день он превратится в обычного мертвеца и уберется подобру-поздорову. Надеяться на лучшее и мертвым не вредно.

— Он что, отдыхает?

Хороший вопрос.

— Я знать не знаю, отчего он торчит в углу. Когда я сюда переехала, он уже там был.

— Вы сняли квартиру с покойником в углу?

Я пожала плечами:

— Мне нужно было жилье, и я решила, что прикрою его книжным шкафом или еще чем-нибудь. Но мне не давала покоя мысль, что за моим экземпляром «Любовь сладка, любовь безумна»[3]будет маячить привидение. Я просто не могла его там оставить. Я ведь даже не знаю, нравятся ли ему любовные романы. — Я оглянулась на нового бесплотного знакомого, почтившего меня своим присутствием. — Кстати, как вас зовут?

— Ах да, простите мою бестактность, — проговорил он, расправив плечи, и подошел пожать мне руку. — Патрик. Патрик Сассмэн. Третий. — Призрак замялся, посмотрел на свою ладонь и смущенно поднял глаза. — Едва ли мы сможем…

Я крепко сжала его руку.

— Почему бы и нет, Патрик, Патрик Сассмэн Третий.

Он нахмурил брови:

— Не понимаю.

— Чего уж там, — сказала я, выходя на свет, — не вы один.

Закрыв дверь ванной, я услышала, как Патрик Сассмэн Третий завопил от страха:

— О господи! Он же… висит в воздухе.

Много ли человеку надо для счастья… ну и так далее.

* * *

Душ пролился на меня, как небесная благодать, покрытая теплым шоколадным сиропом. Пар и вода струились по телу, а я проверяла каждый мускул, отмечая в уме звездочкой те, что болели.

Левый бицепс точно заслуживал звездочки, что неудивительно. Вчера вечером тот придурок в баре так вывернул мне руку, что чуть не оторвал. Раз уж ты частный детектив, иногда приходится общаться с малоприятными членами общества — например, извергом мужем клиентки.

Потом я проверила правый бок. Он болел. Поставим звездочку. Наверно, отбила, когда отлетела на музыкальный автомат. Благоразумие и приличие — это не ко мне.

Левое бедро — звездочка. Понятия не имею, где ушиблась.

Левое предплечье — две звездочки. Скорее всего, когда блокировала удар того урода.

Ну и, разумеется, левая щека и челюсть — четыре звездочки: тут мне блок не помог ни капли. Гад оказался намного сильнее и проворнее: я просто не ожидала удара. Рухнула, как пьяная девица с ранчо, которая пытается танцевать под «Металлику».

Неловко? Еще бы. Но, как ни странно, этот случай открыл мне глаза. Меня никогда раньше не отправляли в нокаут. Я думала, это намного больнее. Когда тебя вырубают, больно становится только потом. Но зато уж так, что выть хочется.