– Теперь можешь смотреть.

Девушка открыла глаза, поднесла к ним руку и опять зажмурилась. На руке десятками крошечных солнышек ослепительно сиял золотой браслет в виде свернувшейся кольцами змейки с рубинами вместо глаз удивительно тонкой работы: мельчайшая чешуя на спинке змеи и та была отчетливо видна.

– Какая прелесть! Какое чудо! – восхищенно прошептала девушка. – Эмилио, откуда это у тебя?

– Это мой подарок тебе, Лусия. Из-за него-то я и опоздал. Ювелир обещал закончить вчера, да вот… не успел. Пришлось с самого утра стоять над его головой. А он уперся: пока не сделаю как следует, из рук не выпущу, хоть убей меня! Пришлось ждать… И как я сдержался, чтобы не огреть этого ювелира чем-нибудь по башке, не пойму.

– Ну, зачем так, Эмилио! – усмехнулась девушка. – Он же хотел, чтобы было как лучше. Ты посмотри, какая красота получилась!

– Лусия, ты не представляешь, как я рад, что мой подарок понравился тебе! Я ведь боялся, что может быть наоборот…

– Ну, что ты, Эмилио… Как ты мог такое подумать! – лицо Лусии сияло неподдельным счастьем. Но вдруг оно помрачнело, а голос девушки стал тревожным: – Но, Эмилио! Ведь эта прелесть стоит больших денег. Ты наверняка истратил все свои сбережения.

– Пустое, Лусия! Об этом не думай, деньги для того и существуют, чтобы их тратить. Тем более если это доставляет кому-то удовольствие.

– Благодарю, Эмилио! Этот браслет я никогда не буду снимать с руки. Он будет постоянно напоминать мне о тебе.

– Спасибо, Лусия. Пусть хранят тебя в дороге Бог и этот браслет от всяческих напастей. Возьми футляр.

С палубы «Сан Антонио» донесся усиленный рупором умоляющий голос дона Мигеля:

– Сеньорита Лусия! Нам пора!

– Ну, вот… – упавшим голосом произнесла Лусия. Она прикипела взглядом к Эмилио, словно хотела запомнить его навсегда. – Меня уже зовут. Как жаль, что мы так мало были сегодня вместе…

– Лусия, в своих мыслях и мечтах я всегда с тобой.

– Я тоже, дорогой. Но, Эмилио… – голос девушки сорвался, и, чтобы не выдавать волнения, она перешла на шепот: – Не знаю почему, но у меня такое предчувствие, что мы больше не увидимся с тобой. Наверное, я просто глупая девчонка… И все же я боюсь.

– Ну, что ты выдумываешь, Лусия? Это оттого, что впервые отправляешься в столь далекий путь. А ты возьми да выбрось эти мысли из головы, и все будет хорошо, – стараясь успокоить девушку, как можно убедительнее произнес Рамос. – «Сан Антонио» – судно надежное, дон Мигель – капитан опытный. А главное, флотилия большая – как-никак тридцать шесть судов! Кто посмеет напасть на такую армаду? Так что не думай об этом и знай, что я буду каждый день молиться за тебя. Бог услышит мои молитвы. Должен услышать.

– Спасибо, Эмилио! Прощай…

– Лусия, не «прощай», а до скорой встречи! – ободряюще усмехнулся Рамос, заглядывая в затуманенные слезами глаза девушки.

– До скорой встречи, Эмилио! – попробовала усмехнуться и Лусия. Однако улыбка получилась растерянной, жалкой.

У Рамоса сжалось сердце, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы казаться беспечным.

– Не забудь же поцеловать за меня моих стариков, – бодро проговорил он. – Скажешь, что мы обязательно приедем к ним погостить вдвоем. А возможно даже, втроем. То есть с внуком.

– Каким внуком? – захлопала ресницами девушка.

– Как каким? Нашим сыном, разумеется.

Зардевшись и опустив глаза, Лусия тихо сказала:

– Обязательно поцелую, Эмилио. Только вот о внуке… вряд ли у меня хватит смелости сказать.

Рамос нежно сжал руки Лусии, поцеловал их и сдавленным голосом вымолвил:

– Иди, Лусия, любовь моя. Не надо больше испытывать терпение сеньора Мигеля. Да не оставит тебя пресвятая дева Мария! Иди! А я поскачу в крепость и оттуда пошлю тебе еще привет.

Лусия повернулась и, с трудом переставляя ставшие вдруг непослушными ноги, направилась к причалу, где ее давно уже поджидала шлюпка с «Сан Антонио». Перед тем как спуститься в шлюпку, девушка оглянулась. Помахав ей рукой, Рамос вскочил на коня и с места в карьер понесся в сторону Ла-Пунты.

Миновав узкий проход между фортами Ла-Пунта и Эль-Морро, галеон вышел в открытое море. Лусия, не спускавшая глаз с могучих стен Ла-Пунты, увидела, как над крепостью вспорхнул белый клубок дыма, и вслед за этим ее слуха достиг гром пушечного выстрела.

– Надо полагать, сеньорита Лусия, что этот салют прозвучал в вашу честь, – сказал стоявший рядом помощник капитана дон Эскудеро и, протягивая девушке подзорную трубу, добавил: – А вот и тот, кто вам салютует. Взгляните-ка!

На крепостной стене стоял, размахивая шляпой, Эмилио Рамос. Лусия сняла с головы мантилью и подняла ее кверху. Под порывом ветра мантилья вытянулась и стала похожа на белое знамя. Губы девушки шевелились, она что-то шептала…

Когда за горизонтом скрылись серо-розовые стены Ла-Пунты и Эль-Морро, а затем пропало из виду и самое высокое строение на кубинском берегу – возвышающаяся над Эль-Морро наблюдательная башня, – в сознание Лусии вновь закралось тревожное предчувствие. Ей казалось, что попрощалась она со всеми навсегда, что она никогда больше не увидит Гаваны, не обнимет отца, не поцелует своего возлюбленного…

С этими невеселыми мыслями Лусия покинула палубу и спустилась в свою каюту.

Капитан пиратской шнявы «Блэк стар»[1]Говард Хейвуд проснулся от внезапного грохота. Что грохотало и где грохотало, капитан не понял. И тем не менее он в тот же миг вскочил, будто подкинутый пружиной, со своей узкой, напоминавшей крышку гроба койки. Впопыхах Хейвуд так ударился головой о висевшую над койкой полку, что из глаз брызнули разноцветные искры. Сжав от боли до хруста зубы, капитан схватил лежавшие наготове на крошечном столике пистолет и короткую саблю и, замерев у двери, прислушался.

За дверью было тихо. Зато за переборкой, разделявшей каюты капитана и его штурмана Уильяма Киттинга, послышались какая-то возня и недовольное чертыханье.

– Что там у вас стряслось, Киттинг? – выждав минуту, громко спросил Хейвуд.

– Чертов секстант упал с полки, – послышался из-за переборки виноватый голос штурмана. – Извините, капитан, если разбудил.

Хейвуд успокоился, однако недовольно буркнул:

– Вечно у вас что-нибудь падает…

Он тихо выругался и так, чтобы не было слышно Киттингу, положил оружие на прежнее место. Затем выглянул в крошечный иллюминатор. На черно-синем небе ярко полыхали крупные звезды. Да еще смутно угадывались очертания недалекого берега. Разглядеть что-либо еще Хейвуду не удалось. «Пожалуй, нет еще и трех», – подумал капитан и снова лег на койку. Он долго ворочался, но сон больше не приходил. На душе было муторно, в голову, теснясь и опережая друг друга, лезли невеселые мысли.