делах безмерной суеты,

и проявляются сомненья -

во всём, куда они ушли!

Иду по трОпам, по дорогам

которым, ране не внимал,

а совесть ищет лишь оброка -

что, по незнанию, скрывал…

И вот, не помня уж дороги -

Куда? Зачем? И для чего?

вдруг, оказался на пороге

у Алтаря, у одного!

И там, среди Икон прекрасных -

что смотрят в свете, при свечах

увидел лик я беспристрастный

и, ВДРУГ! – прозрел в своих очах!

Лишь помню голос, где-то в сердце

– что мне, с любовью, в Храме том

ответил: «Вот она! – та дверца,

а все сомнения – потом!»

И в той тиши, тех настроений

– той безмятежности минут

открыто новое видЕнье -

что посему меня тут ждут!

А после, бросило в мечтанья

– что были в юности милы,

и появилось осознанье

в чертах блаженной красоты,

Оно, на сердце замирая

даёт, по опыту тех дней

уже иные пониманья

во ценность принятых людей!

И вот, стою уже во Храме

– лишь во блаженстве тишины,

и нахожу повествованье

во исцеление судьбы!

«…Да, было счастье во богатстве!

И много сладостной любви!

Но, по итогу, в том убранстве

не помню сладости во дни…

А что в итоге? – лишь витрина

– чтоб показать – какой есть «Я»!

Вся жизнь – показ для «магазина»

– чтоб подавать во всём «Себя»…

А что же в сердце остаётся

когда мирское за кормой?

И почему не воздаётся

всё то, что было суетой?

Чего же ради, те терзанья

– все те манеры суеты?

Лишь вижу – это обстоянье

на мне, как тщетности узды!

Узды – безвременной утраты

Пути, искомого Судьбой,

а, по итогу, вся награда -

венчанье прелестей с тоской…»

И тут… является сомненье -

что открывается во мне,

возможно, горестным смятеньем

на той, обратной стороне?

Где муки совести, порою

– касаясь смысла бытия

лишь отзывались той стезею

– где не задерживался я -

«…Не верь своим ты настроеньям -

что так изменчивы, порой,

они подарят лишь смятенье

подав уныние с тоской!

Они, в безмерии желаний

– себя во всём превознося

дают ответное молчанье

когда ты внемлешь им, прося…

Молитва в сердце – Путь ко Богу

в молчанье мыслей тишины,

познай же эту ты дорогу

– где откровения важны!»

И умолкая в тех позывах -

что я в молитве произнёс,

мой ум, в иных уже порывах

он – что-то новое принёс…

То – несомненно, простотою

– что поражает, в ровен час,

Оно, покрывши теплотою

даёт услышать новый глас!

Оно, души моей коснувшись

во исправлении причин

ведёт туда, где я, очнувшись

увидел множество картин!

И там… ответы появились

которых я всю жизни искал,

и те «величия» открылись

с которых якобы упал…

И это знание, волною

терзая душу, словно шквал

даёт понятие, что мною

всё время кто-то помыкал…

Ведь, не был слаб и не был ленен

на то, чтоб в жизни преуспеть,

и не был тем, кто, без сомнений

желает новое узреть!

Но помню вопль, меня терзавший

в мгновенья слабости минут,

и голос – тот, когда поддавшись

ловил, смятеньем, на испуг…

Теперь же, зная те изъяны

и зная строки из Молитв

видна дорога с этой «ямы»,

и раскрывается Порыв!

Вновь вижу Крест и вижу Храм…

Но нет уже во мне смятенья!

Вдруг! – обретаю вдохновенье

– что дар за Божие смиренье

в котором, силой откровенья

даётся «виденье зеркал»!

Всего того, что было «сладким»

в итоге сгинувший мгновений…

И тех, невольных мне, падений

– по силе принятых решений -

что для души, во истощенье

– лишь только горькие в осадке…

Часть III

(Восхождение)

Развенчан миф о прежней славе -

в былом величии «Себя»…

Развенчан тот, кто, наслаждаясь

всем тем, чего он ныне каясь,

сейчас… лишь видит в том обмане

итоги пройденного дня…

Вокруг же, множество причин

лишь шепчут: «Ты – неактуален!

Смирись же с этим! Что же ты

– объятый страхом пустоты

живя в забвение один

всё ждешь каких-то новых правил?..»

Но вдруг, как током прошибает

на том, неведомый разряд,

и, словно Истину рождая

– во многом, старое стирая

Он новый мир приоткрывает

производя такой обряд:

«Каким же, в имени, ты словом

– меня всему сопоставлял?

На тех заветах пребывая

– всему лишь цену набивая,

в которых, теплится основа

– что не песках ты написал!

Теперь, прими же ты Заветы,

и знай, что создал тебя – Я!

Прими же Путь ко Мне, ко Свету

– забыв величие монеты!

И не смущай себя при этом!

– о, неразумное Дитя!»

И вот… даётся мне то Слово -

что во Спасение звучит,

а я, покинувши притворы

пытаюсь Истину постичь!

Но, как же сложно, по незнанью

на этот путь ступать впервой,

и весь тот миг – лишь осознанье

того, Кто движется со мной…

Видны мне слёзы и смятенья -

что на Пути я причинял

невольной горестью сомненья

всего того, что вытворял!

Видны и горести утраты

лихих поступков и затей

– что дышат бренною наградой

и омерзением идей!

И, самым горьким, в те минуты

даётся видеть лишь одно -

что заковавши себя в путы

– лишь создал некое кино…

В нём, главной ролью и за кадром

всегда один и тот же лик,

«он» – тянет в бездну, компроматом

«он» – в истощении, велик!

А мне, служившему ареной

для этой сцены бытия,

что остаётся? – стать забвеньем

в итоге прожитого дня?

И остаётся, только каясь

искать иные берега,

ведь с «тем», во всём уподобляясь

спешит несметная орда…

И, день за днём, спеша путями

– что уготованы на мне,

обзавожусь себе «друзьями» -

что проявляются во тьме,

Они, нашёптывая «сладость»

воспоминаний о былом

опять желает эту пакость

вернуть в, очищенный уж, «Дом» -

«Бросай в огонь свои старанья

– ведомых новою рукой,

учти, что есть в тебе призванье

познать веселье, с головой!

Ты вспомни некую усладу

в губах веселеньких девиц,

и ту, ответную награду

великолепия блудниц?

И не забудь про силу хмеля

– что ты так яростно вкушал!

Скажи! – зачем же тратить время

на всё, что дАлече познал!

Да, и ту книгу, что ты взявши

– себе на грудь теперь ложа,

пусти на то, чтоб отвязавшись

порезать лезвием ножа!

Она, поверь, не стоит силы

чтоб принимать её Слова,

она – душе твоей лишь мила

но сладость дня – лишь