– Я не знаю, где их искать.

Он и впрямь понятия не имел, куда могли скрыться драконята. С какой стати их вообще потянуло куда-то одних, без взрослых?

Сам он провёл в одиночестве худшие дни своей жизни, когда покинул Морскую королеву в разгар битвы, и спасся лишь благодаря тому, что прибился к Когтям мира. Вдали от родного племени и без защиты Когтей драконят ждёт гибель.

– Если мы их не вернём, – продолжал Наутилус, – останется только запасной план. – Он задумчиво почесал жабры.

– Какой запасной? – удивился Ласт.

– Не твоего ума дело, – оскалился Мороз.

– Но как же… Мы должны их вернуть! Это драконята судьбы – только им дано остановить войну.

– Верь в пророчество, Ласт, – наставительно проронил Наутилус.

– Вот именно! – подхватила земляная дракониха. – Когти мира не откладывают все яйца в одно гнездо, запасной вариант всегда есть.

Ласт снова обвёл взглядом сверкающие во тьме глаза, и кроме Кайманы, ни у кого не заметил сочувствия.

– Я не понимаю, – сказал он.

Да и как это понять? Неужели пророчество не единственное?

– Где тебе, – презрительно бросил Наутилус, – ты только помешаешь.

Не успел Ласт переспросить, как Мороз прыгнул на него и прижал к земле. Тело, израненное в схватке с небесными, взорвалось болью. Крылья смялись под могучими лапами ледяного, зубчатые когти впивались в чешую.

– Что ты делаешь?! – завопил Ласт. – Я же свой! Восьмой год с вами!

– Ты подвёл нас! – прошипел Мороз.

– Погоди… – начал Наутилус и вдруг осёкся. – Ладно, всё правильно.

– Я вырву твоё сердце и скормлю рыбам! – рычал ледяной.

Ласт невольно припомнил сома, которого только что съел сам. Ирония судьбы…

– Мы же драконы мира, – хрипел он, корчась от боли, – как можно убивать друг друга? Мы другие, не такие, как Огонь, Пламень, Ожог…

– Мне очень жаль, – вздохнул Наутилус, – но мир важнее, чем жизнь каждого из нас. Ты мог бы нарушить запасной план, который важен для всех… для пророчества, для мира…

Его слова доносились до Ласта жутким, уродливым эхом его собственных: точно так же он отвечал драконятам, когда те жаловались на тяжкую жизнь в горных пещерах. Всё для мира, мир превыше всего! Говорил и сам себе верил – как Наутилус верит сейчас.

Зелёный дракон махнул лапой.

– Вырви ему сердце, Мороз!

Ледяные челюсти разжались, мощные лапы перевернули морского дракона на спину, длинные острые когти нацелились в мягкое брюхо…

Внезапно из темноты стремительно вылетело тяжёлое тело и врезалось в дерущихся, отшвырнув ледяного в сторону.

Ласт не стал дожидаться продолжения. Вскочил, развернул крылья и взмыл в ночное небо. Снизу доносился рёв, топот и тяжёлые удары, которыми Каймана разбрасывала нападающих.

Он ощутил укол стыда. Вернуться, помочь?

Снова рисковать жизнью, едва получив шанс? Превозмогая боль в изломанном теле, он понёсся ещё быстрее.

Позади раздалось хлопанье крыльев. Кто там – Мороз, Наутилус? Охваченный ужасом, он летел из последних сил.

– Поднажми, Ласт! – послышался голос Кайманы. – Отрывайся, пока они не очухались.

– Спасибо тебе! – прохрипел он, изогнув шею и всматриваясь в бурую тень за спиной.

– Где ты укроешься?

– Без понятия… Говорят, на Яшмовой горе есть один дракон, который может…

– А ты лети домой, к морским! – Земляная догнала его и пристроилась ниже. – Королева Коралл, по слухам, милостива в последнее время.

Сладостная дрожь пронизала Ласта от рогов до кончика хвоста. Домой, в родное море! Неужели это возможно? После стольких лет!

– Она никогда не простит меня, – тут же помрачнел он. – Я не только струсил в бою, но и выкрал её яйцо… ради исполнения пророчества.

– Чудеса случаются, – прошипела дракониха. – О величии королевы говорят все морские свитки. Может, она и простит тебя, так почему бы не рискнуть?

Ласт молчал. Из-за гор поднималась новая луна, отражаясь бликами на его сине-зелёной чешуе. Мерцание морской глади далеко вдали казалось недостижимым, как звёздное небо.

– Решай сам, – усмехнулась Каймана, делая широкий разворот и снижаясь. – Моё дело посоветовать… Удачи!

– И тебе! – благодарно ответил Ласт, глядя, как она исчезает в гуще древесных крон. Ей и самой придётся туго… где она спрячется?

Он жаждал моря каждой чешуйкой тела. Бушующие волны, песни китов, пиры во дворцах и подводных садах… Родичи и друзья.

Когти отказались от него. Теперь, если он пообещает королеве никогда больше не трусить… а вдруг примет?

Домой!

Волна с шумом обрушилась на берег и разбилась в когтях у Цунами. Мокрый песок приятно холодил перепончатые лапы, синие крылья раздувались на ветру.

Цунами подняла голову, глубоко вдыхая солёный морской воздух.

Вот где её настоящее место! Здесь, на родных просторах.

– Дай, угадаю, что ты скажешь, – хмыкнула Ореола. – «Вы чувствуете запах свободы, друзья?»

Звездокрыл покрутил носом.

– Оказывается, свобода здорово отдаёт рыбой… Великолепно, ничего не скажешь.

– Мне нравится, – вздохнула Цунами.

Когти мира украли у неё всё это, заперли в мрачной пещерной духоте, лишили не только радости полёта, но и морских чудес, положенных ей по праву рождения.

Звездокрыл бросил на небо обеспокоенный взгляд и попятился в сторону прибрежных зарослей.

– Нам бы оставаться под деревьями, вдруг прилетят… – Он запнулся, затем решительно набрал в грудь воздуха. – Надо спрятаться, говорю. Да. А ну, все назад! За мной!

Никто даже не пошевелился, лишь Солнышко с жалостью взглянула на него.

Наклонив голову, Цунами рассматривала волны, омывавшие лапы. В мелкой воде сновали желтовато-зелёные серебристые силуэты. Море кишело жизнью, не то что ледяная подземная река.

Трудно поверить, что ещё неделю назад драконята жили в пещерах.

Череда тягостных дней в плену у небесных уже уплывала из памяти – и только хруст чужой шеи в собственных лапах запечатлелся, казалось, навсегда.

Цунами сердито взрыла когтями песок. Того морского убить пришлось! Иначе королева не выпустила бы их с арены… и потом, он был бешеный – не подставлять же самой шею. Каждый за себя!

Мысли кружились и метались, словно дракон с подбитым крылом. Отгоняя их, Цунами тряхнула головой и гордо изогнула шею. Просто смешно! Дракон не какой-нибудь воришка, ему положено быть свирепым и не годится хныкать из-за одной жалкой смерти. В конце концов, Ореола своим ядом натворила дел почище, однако же ничуть не печалится.