– Тогда я подумаю, что можно сделать.

– Но только работа без дураков, не забудьте.

– Клянусь, что мы заставим вас трудиться, как новобранца, Эдна. Об этом можете не беспокоиться.

Теперь, будучи уверенной, что ничего страшного в доме не произошло, я вернулась на кухню. Когда я вошла, мисс Джонс как раз ставила кофейник с чашками на поднос.

– Спасибо, – поблагодарила ее я. – А вы знаете про Дэна?

– Про его сломанную ногу? – Кухарка вздохнула. – В последнее время я только об этом и слышу. Вы думаете, именно поэтому она злится по пустякам?

– Похоже на то.

– Им будет не хватать его заработка. Со сломанной ногой не поработаешь.

– Она мне так и сказала. Я предложила ей переговорить с хозяйкой насчет дополнительной работы по дому.

– Вы очень добры.

– А вы не будете против?

– Почему это я должна быть против? – спросила девушка несколько озадаченно.

– Ну, понимаете, вам мы дополнительной работы предложить не сможем. Честно говоря, я не представляю себе, что мы сможем поручить Эдне. Только ей об этом не говорите. Она настроена против любой благотворительности.

– Это точно. Наша Эдна – девушка гордая. Но обо мне вы не беспокойтесь. Меня вполне устраивает то, что я прихожу сюда по утрам. Мне это очень даже подходит. Я же еще должна присматривать за Ма.

– Конечно. Конечно. Кстати, как она?

– То лучше, то хуже, – ответила кухарка. – Бывают дни хорошие, бываю плохие, но мы справляемся.

– Наверное, вам не просто. Только не берите пример с Эдны. Если вам нужна будет помощь – не стесняйтесь. Договорились?

– Вы очень добры, мисс. Мне отнести этот поднос?

Как обычно, она приготовила поднос для двоих – и кухарка, и Эдна быстро привыкли к тому, что леди Хардкасл принимает пищу вместе со своей личной горничной.

– Нет, не беспокойтесь, – ответила я, – я сама возьму. А вы продолжайте колдовать над бараниной. И передайте леди Хардкасл; она сказала, что мы встретимся в малой гостиной, – на тот случай, если она забудет.

* * *

– Ты не чувствуешь запах дыма? – спросила леди Хардкасл, вплывая в малую гостиную, все еще в своей рабочей одежде.

– Я попросила Эдну зажечь камин, – ответила я. – Мне показалось, что мы уже достаточно доказали свою стойкость и выносливость. Границы «легкой прохлады» преодолены, и мы стремительно движемся к «собачьему холоду». Так что пора начинать греться.

– Ты совершенно права, – согласилась со мной миледи, усаживаясь. – И сурово застывшее лицо производит впечатление, только если оно застыло не от мороза… Но я имела в виду запах на улице. Когда мы сегодня утром шли в оранжерею, на улице здорово пахло дымом. Тебе так не показалось?

– Может быть, сегодня все решили затопить камины?

– Нет, запах был не такой… чистый. Пахло не древесным или угольным дымом.

– Может быть, костры? Сжигают листья и мусор в садах? Последняя приборка перед зимой?

– На улице льет как из ведра, дорогая, – заметила миледи. – Кто будет жечь костры в дождь? Ты уверена, что не почувствовала никакого запаха?

– Да вроде нет, – ответила я, наливая ей чашку кофе и протягивая песочное печенье, приготовленное мисс Джонс. – Надеюсь, к пятнице погода разгуляется. Обожаю Ночь костров[1].

– Я тоже. В эту ночь папа обычно водил всех нас любоваться фейерверками. На улице стояли прилавки, за которыми продавали еду и напитки. Отлично помню, как какой-то йоркширец продавал «костровые ириски» – черные твердые куски, о которые можно было легко обломать зубы[2]. Но никто не расстраивался, потому что ими же можно было опять склеить обломки. Я настаивала на том, чтобы мы подходили к нему каждый год, – просто обожала эти ириски. Когда я подросла, мама сказала, что мы видим его в последний раз и что я должна откусить кусочек ириски, а потом выплюнуть его со словами: «Самая жуткая штука во всей Империи». Но фейерверки были просто сказочными. Из года в год.

– В ночь Гая Фокса мы давали последнее представление перед закрытием цирка на зиму, – заметила я. – Закончив шоу, шли во главе толпы зрителей в поле. И устраивали для них фейерверки, каких они до этого не видели. А пожиратель огня показывал свой номер на фоне большого костра. Я здорово расстроилась, когда мы вернулись в Абердэр, чтобы мама могла ухаживать за Мамгу[3]. В городе ничего подобного тому, что мы видели в детстве, просто невозможно себе представить.

– А ты помнишь фейерверки в Шанхае? Надо бы пригласить сюда китайцев, чтобы те показали, что такое настоящий фейерверк… И все-таки в деревне всегда очень стараются, даже без помощи китайцев. Так что я жду с нетерпением…

– Но если леди Фарли-Страуд занимается организацией показа ваших живых картинок, то кто же отвечает за Ночь фейерверков? – поинтересовалась я. – Сэр Гектор?

Сэр Гектор и леди Фарли-Страуд были местными землевладельцами. Однажды леди Хардкасл охарактеризовала их как «самую очаровательную пару старичков, когда-либо рождавшуюся на свет». За последний год эти двое стали близкими друзьями.

– Гектор? Да неужели? Я его очень люблю, но он, бедняжка, не способен организовать даже игру в снежки зимой, да благословит его Господь… Нет, я думаю, что существует какой-то комитет, во главе которого стоит все та же Герти. Она вполне может заниматься организацией шоу и в то же время контролировать подготовку к Ночи Гая Фокса. Эта женщина – иногда мне кажется, что внутри у нее прячется паровая машина.

– Вот именно. С медными украшениями, – добавила я.

Миледи посмотрела на часы.

– А ведь уже почти время ланча. Зачем ты позволяешь мне есть это печенье? Нам надо уговорить мисс Джонс приготовить пирог.

– Я хотела выпить чай в одиннадцать часов, но вы же хотели сделать этот «еще… один… последний… кадр», – заметила я. – А я девочка послушная и всегда делаю то, что мне велят.

Мои слова вызвали бурю негодования, но от более серьезных последствий меня спас телефонный звонок.

– Кто, черт побери, это может быть? – удивилась миледи.

– Сейчас узнаю.

Пройдя в холл, я сняла слуховую трубку с деревянной коробки, привинченной к стене, и произнесла: