– А вот Конана что-то не видно, – заметил карманник Фархиз, обращаясь к Вардубу – коренастому немедийцу, промышлявшему в Шадизаре высокоумным искусством взлома.

– Откуда ж ему тут взяться, – проворчал Вардуб, в свою очередь метая кости из стаканчика на грязный, залитый жидким вином и подливой от требухи стол, – он никого не слушает. Сказал, что киммериец не останется под крышей только из-за того, что небесам было угодно пролить нам на грязную голову несколько чашек чистой воды… Так, строю «малый треугольник» со второй попытки и еще одну оставляю… Одиннадцать очков. Ходи. Твой ход…

Фархиз взял протянутый ему стаканчик с костями, и игра продолжилась.

Однако приятели не успели метнуть кости еще и по разу, как плотно закрытая для защиты от непогоды дверь внезапно распахнулась, и на пороге возникла высокая, широкая в плечах фигура, с ног до головы закутанная в грубый суконный плащ. По длинному ворсу потоком стекала вода.

– Уф-ф-хр! – вошедший сорвал мокрый плащ и ткнул его в руки оказавшейся рядом служанки. – Эй, повесь-ка его просушиться, да поближе к очагу, а если там окажется чье-нибудь тряпье на моем всегдашнем месте – скинешь его на пол и устроишь мой плащ, понятно? Фу, ну и погодка…

– Хо, Конан, ты ли это! – воскликнул Вардуб, отрываясь от игры.

– Я, я, или ты совсем ослеп, пытаясь разобрать точки на этих дурацких кубиках? – бросил в ответ новоприбывший, не поворачивая головы, и неспешно водрузил поджарое, мускулистое тело, широкое в плечах и узкое в талии, на поспешно очищенное мелкой шпаной место подле самой стойки Абулетеса. – Вина! Да поскорее! – Рука киммерийца швырнула на стойку небольшую золотую монету, и по харчевне прокатился вздох невольного восхищения и зависти – все знали, что утром у северного варвара не было ни гроша… значит, он ухитрился заставить Бога воров улыбнуться ему даже в этот, самый что ни на есть неподходящий день. Конан вернулся с добычей!

Конан совсем недавно вернулся из своего жутковатого и, если разобраться, не слишком-то удачного похода вместе с Карелой, Рыжим Ястребом, к крепости черного мага Аманара. Однако о том, что ему довелось вынести в этом предприятии, он предпочитал не распространяться. Как бы то ни было, он вновь обосновался в Пустыньке, на втором этаже постоялого двора Абулетеса, и занялся привычным воровским ремеслом.

Девятнадцатилетний Конан благодаря своим силе, ловкости и звериной отваге северного варвара мог смело выйти на поединок с любым, даже самым опытным мечником Шадизара. Мускулы на груди, руках и спине варвара вздувались мощными буграми; холодные ярко-синие глаза столь редкого для жителей Юга цвета смотрели пристально и холодно, и горе было тому, по чьей вине в них начинало разгораться гневное пламя!

Прямые черные волосы Конан стянул на лбу кожаным шнурком; заношенная и потертая кожаная же куртка с закатанными до локтя рукавами и просторные холщовые штаны, по моде бритунских племен, очень удобные для лазания по заборам и крышам, дополняли его наряд. На запястьях киммерийца были видны недавно зажившие шрамы.

Абулетес поймал брошенную ему монету с ловкостью уличного жонглера. Один короткий взгляд на желтый тяжелый кружок – и спустя мгновение перед Конаном появилась целиком зажаренная баранья нога и пузатый глиняный кувшин с холодным вином. Схватив кость обеими руками, киммериец жадно впился зубами в сочную мякоть.

Одна из девиц, имевшихся в таверне Абулетеса для возвеселения почтенных гостей, подошла к киммерийцу. Полные бедра соблазнительно покачивались; что-то одобрительно проворчав, Конан тотчас облапил ее. Карела осталась в прошлом… а клин, как известно, клином вышибают.

Фархиз и Вардуб многозначительно переглянулись. Северянин, сам того не желая, был неплохим рассказчиком; его живой ум легко подбирал слова, и Конана любили слушать. А повествование киммерийца о его удаче – разумеется, лишь в очень узком кругу относительно доверенных лиц – способно развеять скуку куда лучше уже опостылевшей игры.

Итак, Конан ел, спеша насытиться; карманник, взломщик и еще двое-трое бывалых воров предвкушали захватывающий рассказ киммерийца; девица на коленях у варвара тоже предвкушала кое-что – тот редкий случай, когда она получит удовольствие не только от заработанных ее ремеслом денег, но и от самого занятия, предшествующего плате; Абулетес прикидывал, на сколько дней хватит добычи Конану и не послать ли спешно пополнить запасы вина…

Дверь робко скрипнула. Именно робко скрипнула, не отворилась привычной рукой завсегдатая и не была открыта мощным пинком ног одной из тех немногих особ, что имели на это право, кроме Конана, – а именно робко скрипнула, и в разгульную таверну Абулетеса осторожно вошла тонкая, очень бледная девушка в светло-зеленом перехваченном поясом плаще; роскошные черные волосы, закрученные в толстую косу, спускались до талии и вновь поднимались к затылку, из чего следовало, что, распущенные, они должны были бы доходить до земли. Огромные зеленовато-серые глаза со страхом смотрели на разудалое общество за столами; сжатые в кулачки руки странная посетительница прижимала к груди. На ней не было заметно никаких украшений или драгоценностей, даже волосы на затылке скрепляла простая деревянная заколка.

Собравшиеся дружно вытаращили глаза и разинули рты. Незнакомка была потрясающе красива какой-то дикой, первобытной, нечеловеческой красотой, и в то же время в этой красоте не ощущалось ни капли чувственности.

Все трое девиц Абулетеса как по команде дружно фыркнули и уже приготовились напуститься на дерзкую конкурентку (в их жалком представлении никем иным странная гостья и не могла быть); кое-кто из гостей уже одобрительно крякнул, пытаясь пробраться для начала хотя бы взглядом под светло-зеленый ее покров, – как странная посетительница заговорила первой:

– Конан из Киммерии… Я ищу Конана из Киммерии… Мне сказали, что он живет здесь.

– А зачем это он тебе понадобился, крошка? – проревел здоровенный детина кенакцианец, зарабатывавший себе на жизнь убийством за деньги. – Посмотри, сколько здесь славных парней! Или я тебе, к примеру, не нравлюсь, а?

– Кто это тут собрался вякать, если она пришла ко мне?! – Киммериец поднялся, внушительно поведя плечами. – Дьюлк, шакалье отродье, лучше бы ты помалкивал, а то твои шутки, за которые я тебя еще терпел это время, становятся куда как рискованными!

– Да что ты, Конан, я ж разве бы мог… – забормотал тотчас сникший детина.

Никто не засмеялся – крутой нрав киммерийца был уже давно известен всем завсегдатаям таверны Абулетеса…

– Ну то-то, – внушительно произнес Конан, для верности показывая Дьюлку здоровенный кулак. Северянин одним громадным глотком отправил по назначению остававшееся в чаше вино, не слишком бережно ссадил с колен обиженно поджавшую губы девицу и поднялся, поворачиваясь к вошедшей. – Я Конан. У