Грейвс все держал меня за руку, и так крепко, что у меня давно онемели пальцы. Водитель и сидевший рядом с ним темноволосый парень выпрыгнули из машины, прихватив с собой автоматы АК-47.

— Как ты? — в сотый раз спросил Грейвс.

Я кашлянула, чтобы прочистить горло. Я была донельзя измотана, к тому же езда меня убаюкала. Спина ныла от боли, я еле двигалась, словно разбитая артритом старушенция. А еще сильно хотелось в туалет. В фильмах ужасов вам не покажут и не расскажут, что, сражаясь со злом, главные герои должны противостоять еще и жгучему желанию найти уборную.

Грязные волосы торчали во все стороны тугими кольцами — сначала вымокли в снегу, а потом кое-как высохли на воздухе. Неуправляемая копна кудрей разметалась по плечам, и мне неимоверно хотелось помыть голову. Если как следует потереть и поскрести, может, удастся смыть с себя и пережитый ужас — ужас, покрывающий меня всю, словно шоколадная глазурь. Только не сладкий и не теплый.

Свободной рукой я стиснула сумку — единственное, что у меня осталось после того, как Кристоф забрал ключи от грузовика и сам грузовик.

Теперь я всецело в их власти. Да я бы и не против, дали бы хоть немного поспать. А потом пусть делают, что хотят. Пусть даже убьют.

Перестань, Дрю. Не шути так.

— Один из них подходит к двери, — прошептал Грейвс. Он всю дорогу терпеливо комментировал для меня происходящее вокруг, как для слепой. Я и вправду ничего не видела — почти все время сидела с закрытыми глазами. Мне было на все наплевать. — Парень с автоматом остался рядом с машиной.

Ну конечно.

— На стреме. — Звуки больно резанули сухое горло. Пить хотелось почти так же сильно, как и писать. Ирония судьбы. — Мало ли что.

— Ты как? — Оторвавшись от темного стекла, Грейвс обеспокоенно вгляделся в меня. Во мраке сверкали его зеленые глаза, поблескивал серебряный череп с костями — серьга в левом ухе. Иссиня-черные волосы спутались и стояли торчком.

Наступали предрассветные сумерки — серые и тихие. На улице было холодно — особенно это чувствовалось из теплого грузовика.

Теплая машина остается теплой ненадолго. Тепло как любовь. Оно уходит.

Не придумав, что бы такого сказать умного, я честно выдала:

— В туалет хочу.

Странно, но он рассмеялся. Своим обычным тихим горьким смехом, который на этот раз звучал глубже и серьезнее. Гордый, похожий на птичий клюв, нос Грейвса немного задрался кверху. Смуглая азиатская кожа посерела — изнеможение давало о себе знать. Уже почти ничего не осталось от нежного мальчика-гота, которым он был когда-то. Не мудрено — ведь у него чуть не вырвали сердце.

Грейвс перестал смеяться и сделался серьезным.

— Я тоже. После той мясорубки нас всё не оставят в покое. Как ты думаешь… — Но тут его прервали на полуслове.

— Все чисто. — Парень с АК-47 открыл дверцу грузовика и улыбнулся мне — наверное, ободряюще. Он был как-то дерзко красив — острые черты лица, немного вздернутый нос, темные развевающиеся волосы, обаятельная улыбка и светло-карие, почти желтые, глаза. Его быстрый взгляд через плечо на пространство между грузовиком и дверью каменного здания напомнил мне о наших вылазках с отцом, когда тот устраивал облавы на скачущих и воющих по ночам тварей из Истинного мира. Этот отпечаток профессионализма на лице часового как-то не вязался с его юностью. Все члены Братства выглядели подростками, за исключением друга моего отца — Огаста. Ему на вид было лет двадцать пять.

Я не знала, что делать, поэтому просто сидела и смотрела в окно на быстро наливающийся дневным светом туман.

— Мисс Андерсон? — Часовой наклонился к окну, дуло его автомата было предусмотрительно направлено вниз. — Добро пожаловать в Школу. Здесь безопасно.

Нигде не безопасно. Я слегка шевельнулась, и Грейвс, отпустив мою руку, выпрыгнул из машины. Неуклюже повернувшись, он хотел помочь выйти и мне, но темноволосый парень оттеснил его плечом и протянул мне свободную ладонь.

— Не волнуйтесь. Все в порядке. — И снова улыбка. И сверкающие глаза.

Я выбралась из машины, не дав ему руки. Как только я оказалась на земле, он захлопнул за мной дверцу.

— Идемте внутрь.

И замахал ладонями, словно подгоняя цыплят. Верх абсурда.

Холодный воздух давил на щеки. Пахло инеем, влажными листьями и вообще — зимней лесной гнилью. Туман надвигался, заглушая звуки. Я потрогала лицо — щеки еще мокрые. Неужели я плакала?

Огромные гранитные ступени вели к массивной дубовой двери, окованной железом. Она медленно открылась. Темноволосый с автоматом шел позади нас. Пошарив вокруг себя, как слепая, я наткнулась на Грейвса и с силой в него вцепилась. Глаза его отекли и заплыли, под ними расползлись синяки, нос оставался немного сплющенным, хотя и не таким распухшим.

Грейвс легко поднимался по ступеням. Я же останавливалась на каждой — казалось, что спина сейчас разорвется от боли. Колени скрипели. Я посмотрела вверх — небо непроглядное, свинцовое. Одна радость — снега вроде не предвидится. Мне его и так на всю жизнь хватит. Холодало. Пахло мокрыми, промерзшими растениями — как пахнет ранним утром. Вокруг стоял тяжелый белый туман.

Вдруг у меня в голове пронесся знакомый звук — приглушенный шорох крыльев. Это бабушкина сова. Она предупреждает об опасности. Ну почему полторы недели назад я не сказала папе, что видела ее?.. Может, он никуда не пошел бы и остался жив.

Господи… Мне искорежили жизнь за полторы недели! Ничего себе рекорд…

— Боже, — тихо сказал кто-то наверху лестницы. — Так это правда.

Я даже не подняла головы. На верхней площадке Грейвс успел ободряюще пожать мне руку, и меня быстро увели три мальчика — совсем не такие молодые, как можно было бы предположить, глядя на их гладкие юные лица. Через мою голову они вполголоса перекидывались какими-то странными словами, но мне было все равно. Они вели меня по коридорам, где, сгрудившись у дверей комнат, перешептывались подростки. Мне казалось, что меня прогоняют сквозь строй, и я погрузилась в себя, сосредоточившись только на ногах — шаг, второй, третий…

Еще один длинный лестничный пролет, и я оказалась в комнате с голубым ковром на полу.

— У вас уставший вид, — вымолвил кто-то. — Есть хотите? Или пить? Только скажите, и мы…

Тут я заметила нечто похожее на кровать и выдохнула:

— Спасибо, не надо. Я очень хочу спать.

Хочу лечь и умереть.

— Хорошо. — Его лицо расплывалось у меня перед глазами. Я ужасно устала. И даже не в силах была спросить, где Грейвс. — Постарайтесь как следует отдохнуть. Ванная вон там, а…

Он продолжал говорить, но я уже не слышала. Доковыляла до кровати и опустилась в мягкое облако перины, успев заметить, что покрывало тоже голубое. Я даже не наложила охранные заклятья на стены — папа с бабушкой изругали бы меня за такую беспечность.