С женой Василий долгие годы жил душа в душу, Соломония умела справляться и с приступами княжеского гнева, и с его дурным характером, часто давала мужу очень верные и умные советы, притом никогда открыто не вмешиваясь в государственные дела. Но Господь этот брак не благословил, двадцать лет совместной жизни, многочисленные поездки по святым местам, моления в различных монастырях, богатые отчисления и даже собственноручно вышитые княгиней подарки церквям и соборам родительского счастья царской чете не принесли. Это было большим горем для Соломонии и сильно тревожило Василия. Он желал оставить престол только собственному сыну и никому другому, потому даже запрещал жениться своим младшим братьям Юрию и Андрею, чтобы не иметь племянников. Кто был виноват в отсутствии детей – одному Богу известно, но в 1525 году князь, видимо, решил сменить жену. Хотя вполне возможно, что не только ради долгожданного наследника решился на второй брак Василий, ему попросту была необходима женитьба по настоящему расчету. Для новой жены следовало избавиться от прежней. Но в XVI веке на Руси запросто расторгнуть брак было невозможно, тем более с княгиней, к которой и претензий-то не было. Слово оставалось за русской церковью.

Возможно, Василий ждал так долго потому, что прежний митрополит Варлаам ни за что не дал бы согласия на развод. Но после ссоры с самодержцем Варлаам отбыл в один из северных монастырей, а избранный вместо него Даниил мог дать согласие на что угодно… И все же разводиться без одобрения Боярской думы Василий не решился. Мнения разделились, против был в том числе и знаменитый монах-живописец Максим Грек. Тогда князь решился еще на одно действо, совсем не добавляющее светлых красок в его образ. Против княгини Соломонии начался «розыск о колдовстве», мол, она при помощи колдовских чар долгое время пыталась сохранить любовь мужа к себе. Подлецов хватало во все времена, нашлись такие и рядом с княгиней Соломонией. Даже ее собственный брат дал показания против сестры, между прочим, отправив в тюрьму заодно и свою собственную жену. В те годы по всей Европе пылали костры инквизиции, сжигавшие обвиненных в общении с нечистой силой. Вряд ли самому Ивану Сабурову после этого «признания» сохранили жизнь, но сестру он сгубил. Хотя, наверное, и без него нашлось бы, кому наговорить гадости на княгиню.

Соломонию не стали сжигать или четвертовать, только насильно постригли в монахини в Рождественском женском монастыре, а потом отправили в суздальский Покровский под именем старицы Софии. При этом княгиня постригу отчаянно сопротивлялась, топтала поданное ей митрополитом Даниилом монашеское одеяние. Но была попросту бита бичом и подчинилась, услышав, что все происходит по воле князя Василия, правда, пообещав, что Бог отомстит за ее оскорбление, потому как видит, что куколь одевают на нее насильно!

По церковному уставу вслед за супругой в монастырь должен был удалиться и сам князь, в этом вопросе муж был обязан следовать за женой. Но Василий совсем не для того отправлял княгиню подальше, чтобы запереть и себя в тесной монастырской келье, у него были иные планы… О том, что Соломонии «светит» монастырь, княгиня могла бы догадаться раньше, ее венценосный супруг вдруг принялся строить и основательно обустраивать в Москве Новодевичий монастырь. Неужели не догадывалась для кого? А может, понимала, но никак не хотела верить и все старательней молила Господа ниспослать сына, надеясь, что после рождения наследника сия чаша ее минет? Если так, то ошиблась, муж не просто отправил ее в монашескую келью, но и постарался, чтобы эта келья оказалась еще дальше – в Суздале. А ведь все говорит за то, что он знал о долгожданной беременности супруги! Потому и расследование ее «колдовской» деятельности велось ударными темпами. Почему же сама Соломония открыто не объявила, что уже тяжела?

Но кому она могла это сказать? Княжескому прислужнику Шигоне-Поджогину, который вовсю старался найти Василию новую невесту? Или закричать об этом на площади? А две боярыни, которым доверяла, потом рассказали об этом, но было поздно. Может, и раньше говорили, да кто их слушал! Все было решено, Соломония попросту мешала мужу и потому оказалась отправлена с глаз подальше!

Князь недолго оплакивал бездетный брак, уже через два месяца после суда над первой женой он взял вторую – молодую красавицу-литовку Елену Глинскую. Возможно, именно ради женитьбы на ней и обвинял несчастную Соломонию в смертных грехах бывший муж. Для новой жены Василий старался выглядеть моложе, принялся разряжаться, как петух, даже (неслыханное дело!) сбрил бороду! На многочисленные голоса осуждения князю было совершенно наплевать. Но семейное счастье Василия с молодой женой оказалось основательно подпорчено двумя обстоятельствами.

Во-первых, по Москве быстро распространился слух, что уже в монастыре бывшая княгиня, а ныне старица Софья родила сына Георгия! Князь приказал расследовать данное обстоятельство. Сама Соломония с посланными к ней боярами разговаривать не пожелала, а позже сказала, что мальчик родился, но умер. Безоговорочно поверили в рождение ребенка сторонники княгини и те, кто невзлюбил надменную литовку княгиню Елену. Таких в Москве оказалось большинство.

Видимо, в словах Соломонии правда была, потому что и Василий, и его наследник Иван Васильевич Грозный всю свою жизнь искали того самого мальчика. Утверждали, что это разбойник Кудеяр, который позже укрывался в лесах между Шуей и Суздалем, а ведь именно там находилась вотчина князей Шуйских, которым бывшая княгиня вполне могла доверить свое дитя. Уже в 1934 году при раскопках в подклети Покровского монастыря в маленькой гробнице рядом с саркофагом самой Соломонии обнаружили детское захоронение. Но вместо ребенка в нем лежала… искусно изготовленная кукла, одетая в вышитую рубашечку. То ли Соломония попросту имитировала рождение сына, чтобы досадить бывшему мужу, то ли, помня о судьбе его племянника Дмитрия, решила, что после женитьбы князя на литовке ребенка слишком опасно доверять отцу.

Как бы то ни было, сына Василий не увидел, но призрак этого мальчика всегда стоял перед его глазами. У Фроловских (Покровских) ворот князем была построена обетная церковь Георгия Победоносца, она не сохранилась. Покровскому монастырю, где жила старица Софья, неожиданно подарены села… А еще есть запись во вкладной книге ростовского Борисоглебского монастыря о поминании князя Георгия Васильевича 22 апреля. Но кроме сына Соломонии, ни одного князя с таким именем тогда не было, младший брат Ивана Грозного Юрий (Георгий) родился позже и осенью, а не весной. Подсчеты же показывают, что сын Соломонии мог родиться примерно в середине апреля, тогда он должен быть наречен Георгием в честь покровительствующего святого. Что-то подозрительно много совпадений…

Во-вторых, в новом браке у князя тоже долго не было детей. Лишь после четырех лет Елена Глинская забеременела и 25 августа 1530 года родила долгожданного наследника. Его торжественно крестили в Троицком соборе и нарекли Иоанном. Это будущий царь Иван IV, которого мы знаем как Грозного. В ночь рождения княжича над Москвой и над большей частью Руси бушевала страшная гроза, природа словно предупреждала, что в мир пришел непростой ребенок. К сожалению, так и получилось. Злые языки в Москве утверждали, что подлинный отец княжича вовсе не Василий, а кто-то другой, например, фаворит княгини Иван Федорович Телепнев-Оболенский по прозвищу Овчина. Но, конечно, при князе сказать такое вслух никто бы не решился, если только не был самоубийцей. Василий очень гордился первенцем, а затем и вторым сыном Юрием, рожденным незадолго до его смерти. Князь не узнал, что младший княжич уродился глухонемым…