— Аршад!

Тощий парень жуликоватого вида, с усами как руль велосипеда, одетый во все коричневое, вышел из магазина с окровавленными ладонями.

— Аршад! — Мо, едва сдерживаясь, ткнул пальцем в сторону машины: — Мальчик, я спрошу только один раз.

— Да, Абба? — отозвался Аршад, переминаясь с ноги на ногу.

— Это что такое? Что еще за машина? В шесть тридцать приедут поставщики. В шесть тридцать здесь будет пятнадцать коровьих туш. Мне надо их затащить внутрь. Это моя работа. Понятно? Мясо приедет. Так что я даже не знаю… — Мо изобразил озадаченную невинность. — Я думал, там ясно сказано: «Место доставки». — Он указал на старый деревянный ящик, надпись на котором гласила: «Стоянка запрещена для всех видов транспорта ежедневно». — Ну?

— Я не знаю, Абба.

— Аршад, сынок. Я не для того тебя нанял, чтобы ты не знал. Варин может ничего не знать, — он высунулся из окна и треснул Варина, который осторожно, как по канату, переходил опасную канаву. От такого подзатыльника бедняга чуть не слетел с дощечки. — А тебя я нанял, чтобы ты все знал. Собирал информацию. Проливал свет на великую и неизъяснимую тайну вселенной.

— Абба?

— Выясни, какого черта там стоит эта машина, и чтоб через минуту ее там не было.

Мо исчез в доме. Вскоре Аршад вернулся. Теперь он был готов все объяснить:

— Абба!

Голова Мо снова высунулась из окна, как злобная кукушка из швейцарских часов.

— Он травится газом, Абба.

— Чего?

Аршад пожал плечами.

— Я постучал в стекло и сказал ему, чтоб убирался, а он ответил: «Я травлюсь газом, отстаньте от меня», или что-то в этом роде.

— Никому не позволю травиться на моей территории, — оборвал его Мо и зашагал вниз по лестнице. — У меня нет на это лицензии.

Мо подошел к машине Арчи, вырвал полотенца, которые забивали щель в окне, и, нажав на стекло со всей своей бычьей силой, опустил его на пять дюймов.

— Вы что, не слышали, мистер? У нас нет лицензии на самоубийства. Здесь мясной магазин. Кошерный, понял? Если ты собирался тут помереть, друг мой, я тебя сперва хорошенько разукрашу.

Арчи поднял голову. И в тот момент, когда он уже сосредоточил взгляд на потной туше коричневого Элвиса, но еще не осознал, что жизнь к нему вернулась, ему было Видение. Он понял, что впервые с рождения Жизнь сказала Арчи Джонсу «да». Не просто «о’кей» или «ладно-уж-продолжай-раз-начал», но громко воскликнула «Да!». Жизнь хотела Арчи. Она ревниво вырвала его из зубов смерти и снова прижала к груди. Да, он не лучшее ее детише, но он ей нужен, и, что самое удивительное, она тоже, оказывается, ему нужна.

Он лихорадочно опустил стекла с обеих сторон и глубоко вдохнул свежий воздух. Судорожно дыша, он цеплялся за фартук мясника, горячо благодарил Мо, а по его щекам текли слезы.

— Ладно, ладно, — Мо освободился от цепкой хватки Арчи и разгладил фартук, — а теперь проваливай. У меня мясо на подходе. Я тут чтобы разделывать туши, а не утешать. Ты что здесь искал — улицу Одиночества? Так это не здесь. Тут у нас Криклвуд-лейн.

Не переставая благодарить мясника в промежутках между приступами кашля, Арчи дал задний ход, съехал с бордюра и повернул направо.

* * *

Арчи Джонс попытался покончить с собой из-за того, что его жена Офелия — итальянка с фиалковыми глазами и небольшими усиками — недавно с ним развелась. Но он провел утро Нового года, присосавшись к шлангу пылесоса, вовсе не потому, что ее любил. А потому, что прожил с ней так долго, не любя ее. Арчи женился, как будто купил пару туфель, принес их домой, и тут оказалось, что они не подходят. Ради соблюдения приличий он смирился. Прошло тридцать лет. И вдруг, совершенно неожиданно, туфли встали и ушли из дома. Она его бросила. Через тридцать лет.

Насколько он помнил, начинали они не хуже других. Весной 1946 года Арчи вынырнул из темноты войны во флорентийском кафе, где пенистый капучино ему подала официантка, похожая на солнышко, — Офелия Диаджило. Она была вся в желтом, и от нее исходили тепло и сексуальность. Они вступили в брак как зашоренные лошади. Откуда ей было знать, что женщины в жизни Арчи недолго оставались солнышками? В глубине души они ему не нравились, он им не доверял и мог любить их только тогда, когда их окружало сияние гало. Никто не предупредил Арчи, что в ветвях семейного древа Диаджило притаились две тетки-истерички, дядя, разговаривавший с баклажанами, и кузен, который носил одежду задом наперед. В общем, они поженились и вернулись в Англию, где она очень скоро поняла свою ошибку, а он очень скоро свел ее с ума, и гало забросили на чердак собирать пыль вместе с прочим старьем и сломанными электроприборами, которые Арчи обещал когда-нибудь починить. Среди них был пылесос.

* * *

На второй день Рождества, то есть за шесть дней до того, как он остановился у магазина Мо, Арчи вернулся в Хендон — туда, где они занимали половину дома, — вернулся за пылесосом. Это был его четвертый поход на чердак за то время, что он перетаскивал обломки брака на свою новую квартиру, и этот давно сломанный, безобразный пылесос оказался последней затребованной вещью — такие вещи забираешь только из вредности, просто потому, что не достался дом. Развод — это когда отбираешь то, что тебе больше не нужно, у тех, кого ты больше не любишь.

— Опять ты, — сказала домработница-испанка, открыв дверь, Санта-Мария или Мария-Санта, что-то в этом роде. — Ми-и-истер Джонс, что на этот раз? Раковину, sí?

— Пылесос, — мрачно ответил Арчи.

Она зло посмотрела на него и сплюнула на коврик в нескольких дюймах от его туфель.

— Добро пожаловать, señor.

Дом стал логовом тех, кто его ненавидел. Помимо домработницы Арчи приходилось спорить с огромной итальянской семьей Офелии, ее медсестрой, женщиной из попечительского совета и, конечно, самой Офелией, которая была центром этого сумасшедшего дома. Его бывшая жена свернулась калачиком на диване и выла в бутылку «Бейлиза». Ему потребовалось полтора часа, чтобы прорваться через ряды противника — и зачем? Чтобы забрать сломанный пылесос, выброшенный много месяцев назад, потому что он выполнял свою функцию с точностью до наоборот: разбрасывал пыль, вместо того чтобы ее собирать.

— Ми-и-истер Джонс, зачем вы сюда приходите, раз это вам так неприятно? Будьте благоразумны. Зачем он вам? — домработница поднималась за ним по лестнице на чердак, вооруженная какой-то чистящей жидкостью. — Он сломан. Он вам не нужен. Видите? Видите? — Она воткнула вилку в розетку и продемонстрировала мертвый выключатель. Арчи вытащил вилку и молча обмотал шнур вокруг пылесоса. Он заберет пылесос, пусть даже и сломанный. Все сломанное уйдет из этого дома вместе с ним. Он починит эти чертовы агрегаты, лишь бы только доказать, что он кое-что может.

— Вы ничего не можете! — Санта, как хвост, тащилась за ним вниз по лестнице. — Свели жену с ума. Вот и все, на что вы способны!