Думаю, грибни получили свое название из-за шляп, которые они никогда не снимают, – у каждого в их племени она своего цвета и фасона. Тот грибень, который взялся нам помочь, был в облезлой соломенной шляпе с красной лентой, и Джоанна прозвала его Соломкой. Она пообещала его народу кое-что такое, от чего грибни не в силах отказаться. И вот однажды, когда я уже почти забыл про наш уговор трехсотлетней давности, Соломка забрался к нам в окно и потянул за собой.

Было ветреное майское утро, полное запахов и звуков, и я сразу же узнал место, куда мы переместились. В этом саду я играл все детство.

– У старого кота, видимо, с головой совсем плохо, – прошептала Джоанна. Она Барса тоже не жалует. – Еще один младший принц с даром огня? И как, интересно, мы его незаметно украдем?

Мы стояли за пышными кустами сирени, а Соломка указывал лапой в сторону пестро одетого мальчика, который лихорадочно закапывал что-то поддеревом, – видимо, прятал предмет, который чуть не спалил своим новообретенным даром.

Сотни лет мы следили за династией Олденов, и эта семья была хуже всех: слабый король, взбалмошная королева и двое бестолковых детей. Перед нами был младший, надоедливый болтливый слюнтяй, который вечно таскался за старшим, как привязанный, часто плакал, но еще чаще смеялся. Сивард с рождения был мрачным и серьезным, как будто на нем сразу лежала печать будущего дара. Предположить, что вот из этого толстощекого хохотуна вырастет разрушитель, было все равно что надеяться, что из кузнечика рано или поздно получится леопард. Моя идея внезапно показалась мне ужасно неудачной, но отступать было поздно.

– Роберт, я кому сказал: отдай меч! – раздался из-за деревьев крик второго ребенка. – Найду и голову оторву!

Мальчик, вытирая рукавом слезы, бросился к ручью около конюшни, отмыл испачканные землей руки и замер, глядя на них так, будто они чужие. Голос старшего приближался, но к тому времени, как тот выбежал на поляну, младший спрятался в зарослях ирисов. Если бы он просто дождался брата и рассказал ему правду, мой план провалился бы, но людей, даже маленьких, вечно подводит решение скрывать свои тайны.

В тот день мы с Джоанной дождались подходящего момента и выполнили то, что задумали. Мальчик все-таки вылез из укрытия, его нашли слуги, и он поехал с семьей на пикник в горные охотничьи угодья. Джоанна усыпила сонным порошком даму, приставленную смотреть за принцами, и сбросила ее тело в ущелье, оставив на камнях следы своей крови, чтобы все поверили, будто ребенок погиб. Старший, к счастью, был все еще обижен из-за своего драгоценного меча и бросил младшего в одиночестве, и тогда я поймал его, аккуратно, как дикого зверька, взял Джоанну за руку, и мы исчезли.

Она перенесла нас в хижину, которую я построил на севере, около деревушки Хейверхилл, и тут же вернулась назад, – мы решили, что, раз уж она может принять чье угодно обличье, пусть изобразит блондиночку, которая теперь покоится на дне ущелья. Джоанна обещала вернуться ночью, когда все уснут, – она могла сделать так, чтобы мальчик забыл, кто он и откуда, но для этого заклятия ей требовалось время. Мне надо было продержаться до ее возвращения наедине с шестилетним ребенком, и я собирался слегка ударить его по голове, если он будет слишком долго и утомительно ныть, но не пришлось.

Мы сидели в разных концах комнаты, я и он. За окнами пели птицы, доски пола нагрелись от солнца. Я надел на мальчика детские перчатки Сиварда, чтобы он ничего не сжег, связал ему руки за спиной и примотал веревкой к шкафу, а сам сел на пол и молча наблюдал, как он пыхтит в попытках сдвинуть шкаф с места. Конечно, он плакал, звал брата, мать, отца. Но недолго: понял, что они не услышат. Тогда он начал уговаривать меня отпустить его, пока не сообразил, что мне его не жаль.

– Тебе нужны деньги? – просипел он наконец. – Мой отец тебе заплатит, если вернешь меня.

Для ребенка, незнакомого с понятием выкупа, мыслил он здраво. А потом это сопливое существо удивило меня еще раз.

– Перчатки. Я такой, как разрушитель из сказки про Сердце волшебства, да? – выдавил он. – А ты король Освальд.

Не знаю уж, с чего он это взял, – наверное, в его крошечном мире я был единственным возможным злодеем.

– Я убью тебя, – прибавил он, плечом вытирая мокрое лицо. – Развяжи, и давай сразимся по-честному.

Глупость, конечно, но размах замысла мне понравился. А он продолжал говорить – торговался, упрашивал, пытался обмануть меня, подманить ближе, явно в надежде ударить или укусить. Все это было наивно, но, как говорится, «узнаешь волка по зубам волчонка». Отчаяние доводит слабых до истерики, но сильных оно делает умнее и спокойнее. И я понял, что он – из вторых.

Потом он замолчал, глядя в одну точку, – наверное, мысленно просил Барса спасти его, и мне было приятно от мысли, что Барс разочарует его так же, как когда-то меня. Когда помощь не пришла, он не заплакал, только начал просить воды, повторяя, что ему жарко. Я видел по глазам: он все еще надеется меня перехитрить, и так к нему и не подошел.

Но за эти полдня, пока в семье короля все обвиняли друг друга в гибели ребенка, пока моя подруга плела вокруг них свою паучью сеть лжи, а перепуганный до смерти старший принц рыдал в своей комнате, что-то во мне неприятно изменилось. Солнце двигалось к закату, жители деревушки Хейверхилл, которые нас еще не знали, сажали петрушку на своих скудных полях, а я наблюдал за мальчиком и думал: когда он забудет, что ненавидит меня, мы поладим. Он похож на меня куда больше, чем на свою унылую семейку.

Джоанна вернулась глубокой ночью. Она была все еще в обличье придворной дамы, и я думал, мальчик бросится к ней, но фальшивая внешность его не обманула. Он просто затаился, выжидая момент, чтобы сбежать.

– Он не станет идиотом, если ты сотрешь ему память? – негромко спросил я.

– Не сотру, просто запру, – покачала головой Джоанна. – Я могу менять свойства вещей, а не сущность. Но если от заклинания он совсем отупеет, просто сверни ему шею, и будем ждать, пока родится другой.

Следующие полчаса прошли неприятно. Джоанна шептала что-то, железной хваткой держа ребенка за голову, тот кричал и вырывался, потом обмяк и лег на пол, тупо глядя перед собой. Джоанна встала и брезгливо вытерла руки о подол. Детей она терпеть не может, даже их запах вызывает у нее тошноту.

– Вот пара советов, – тихо сказала она, подойдя ко мне. – Держи его подальше от людей. Сделай вид, что вы жили тут всегда. Не употребляй при нем слова, которые могут вызвать воспоминания, вроде «дворец», «король» или «игрушка». Пусть его жизнь как можно сильнее отличается от прежней. И придумай ему какое-нибудь новое имя, чтобы старое не всколыхнуло память.

Джоанна исчезла, а я наконец подошел к мальчику. Он лежал и щурился, будто пытался что-то вспомнить. Слезы сползали ему в уши, и я сел рядом.

– Привет, Генри, – сказал я. – Я твой отец. Все хорошо.

Он долго смотрел на меня – заклятие Джоанны было сильно, но он даже сейчас боролся, – а потом кивнул и обнял меня. А я должен был оттолкнуть его, но вместо этого обнял в ответ.