Он подумал немного и заявил:

— Знаете, сделаем так: я сейчас поставлю ее на заправку, здесь недалеко, а после работы пригоню вам.

Мне было все равно. Я даже не удивилась тому, что в обязанности гаишников стала входить транспортировка «на дом» машин нарушителей.

— Ключи там? — осведомился мент.

Я кивнула. Он залез в мою машину, и она слегка просела под его весом. Напоследок мужчина еще раз посмотрел на меня, умело вырулил на проезжую часть и рванул с места.

«И правда, Безумный Макс», — подумала я.

Я знала ту заправку. В далеком счастливом прошлом мы с Вадимом нередко заливали там бензин в наш «гольф». Когда Санька был маленький, он неизменно советовал: «Пап, ты только побольше лей, чтобы надолго хватило!». Когда стал постарше, внимательно смотрел на мелькающие цифры табло бензоколонки. Мы переглядывались с Вадимом и улыбались.

Теперь Саньки нет… Вадима нет… Ничего нет…

Я опять заплакала, но тут же спохватилась и принялась платком гасить свои слезы, как пожарный гасит начинающийся пожар, не давая ему разгореться вовсю.

По пути домой он молчал, а я, безучастно глядя на мелькавшие за окном опостылевшие картинки, думала: зачем он везет меня туда, откуда я только что сбежала? Туда, где все напоминает о том, что уже никогда не вернется? Как дожить до ночи? И как прожить следующий день? А потом еще один? И еще… и еще. Зачем он остановил меня?

Он свернул в переулок и, умело лавируя между запаркованными машинами, подъехал к нашему дому.

— Здесь?

Я кивнула.

Мент вышел из машины, зашел на мою сторону, распахнул дверцу.

Я вылезла, чувствуя, что ноги держат меня как-то не совсем надежно. Я сделала шаг к подъезду, покачнулась и ухватилась за его руку. Если мент и хотел уехать сразу, то теперь уже не мог не помочь беспомощной женщине.

— Я доведу вас до квартиры, — пробормотал он. — Какой код?

— Триста десять.

Мужчина ткнул пальцем в кнопки, замок двери щелкнул. Мент потянул меня за собой. Неуверенно переставляя непослушные ноги, я вошла в подъезд. Если некий любопытствующий сосед наблюдал за нами через щелку в занавеске, он мог решить, что непривычно галантный милиционер доставил домой нетрезвую даму.

Мы поднялись на лифте на четвертый этаж. Стоя перед дверью квартиры, я достала из кармана ключ. Рука дрожала, и он мягко забрал его у меня. Сам открыл дверь и отступил, пропуская меня.

Я вошла. Квартира дохнула на меня одиночеством и болью. Если бы хоть собака или кошка… но у Саньки была аллергия на шерсть, и мы с Вадимом не стали рисковать.

Мент нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Ну… я пойду?

Я не ответила. Что он хотел — чтобы я предложила ему остаться?

— Надеюсь… с вами все будет в порядке?

Не надейся. Со мной уже никогда не будет в порядке. Ничего и никогда в порядке уже не будет. Ничего и никогда…

Он все не уходил.

— А вечером я пригоню вам машину.

Я равнодушно кивнула. Зачем мне машина? Куда теперь на ней ехать? И с кем?

Он потоптался еще с полминуты, вроде бы хотел сказать что-то еще, но передумал и, наконец, неловко повернувшись, вышел. Я услышала, как на площадке хлопнули створки лифта, и мент поехал вниз.

Я сбросила кроссовки, даже не расшнуровывая их, прошла в комнату и упала на диван. Не знаю, сколько я пролежала так, уткнувшись в подушку и пребывая в неком безмысленном ступоре. Не бессмысленном, а именно безмысленном.

Потом мысли стали возвращаться. Злые колючие мысли.

Они заставили меня жить дальше — будто моя жизнь представляет особую ценность для общества. Как будто я незаменимый ученый, или певица с вокальным диапазоном в пять октав, или поэтесса, подарившая миру кучу нетленных стихов. Они не знают, что будет там, но почему-то уверены, что здесь лучше! Да кто они такие, чтобы решать за меня, с ихней вонючей трогательной заботой?! Они что, не понимают, что иногда жить становится больно — до невыносимости! И эта совсем другая боль, страшнее физической — с той бороться легче.

Олицетворением их стал этот мент с голубыми глазами.

Которого поставили ловить бандитов и охранять покой граждан. Хотя нет, он же гаишник. Но все равно, его вовсе не просили вмешиваться в личную жизнь кого бы то ни было…

Мысли постепенно притуплялись до безразличия и уходили. Какое-то время я висела между сумеречным бодрствованием и полусном, потом провалилась в некий анабиоз.

Не знаю, сколько я пребывала в этом состоянии, но когда очнулась, короткий осенний день уже угасал.

Я поднялась с дивана. Голова была тяжелая, словно я накурилась до одури или перепила. Наверное, давление. А ведь еще совсем недавно я и понятия не имела, что это такое!

Я прошла на кухню. Открыла банку «Нескафе», всыпала в стакан две ложечки, подогрела воду — все механически бездумно, как робот, выполняющий заданную программу. Хорошо было бы влить в себя чего-нибудь покрепче, чтобы вновь отключиться, на этот раз до утра, но остатки коньяка я допила пару дней назад, а идти в магазин была сейчас не в состоянии.

Я уже села за столик, подвинула к себе кофе и тупо уставилась в потемневшее окно, когда раздался телефонный звонок.

Я вернулась в комнату. На определителе высветился совершенно незнакомый номер.

— Добрый вечер. Это Вячеслав, милиционер. Ну, который вас…

Ясно. Который спас меня от неминуемой гибели. Откуда он узнал мой номер? А, ну да, он же видел мои документы, мог запомнить фамилию, а там — по компьютерной базе данных… Милиция все-таки.

— Да… Вячеслав.

— Вы дома?

«Нет, — мысленно ответила я ему. — Пошла на дискотеку с любовником».

— Дома.

— Я сейчас подгоню вашу машину.

«Подгони. В данный момент она мне во как нужна!»

— Давайте.

— В общем… ну, буду у вас минут через десять.

Я успела выпить кофе и сполоснуть чашку, потом послышался шум поднимающегося лифта, шаги на площадке — и звонок.

Я открыла дверь.

Вячеслав был уже в штатском — джинсах, замшевой куртке, кроссовках — и показался мне еще моложе.

— Добрый вечер, — проговорил он. — Я… машина под окном. Вот…

Он вытащил из кармана ключи от моего «фольксвагена», подал их мне.

— Спасибо, — равнодушно проговорила я.

Он потоптался на пороге, не зная, что добавить.

«Мне надо пригласить его зайти, — подумала я. — На чашку чая или кофе. Так положено. Он же все-таки старался, не пожалел своего личного времени, чтобы пригнать автомобиль, и вообще…»