Но более всего возмущало Элисию предательство собственной тетки. Именно она послала девушку в дубраву на северном краю поместья, прекрасно зная, что молодой лорд Тэннер приехал навестить свое владение с компанией таких же беспутных прожигателей жизни. Несомненно, гаденькая мысль о возможной встрече их с Элисией, посланной набрать желудей, гнездилась в ее голове, как червяк в гниющем яблоке.

Тетя Агата, казалось, получала какое-то садистское удовольствие, всячески унижая и третируя племянницу. За какие грехи терпела Элисия это наказание? Каких богов прогневила, что послали они ей такую судьбу? В который раз она пыталась понять, что происходит. Если бы можно было повернуть время вспять и возвратить прежние счастливые дни! Счастливую пору невинного детства… Но все это осталось лишь в воспоминаниях.

Элисия замедлила шаг, чувствуя себя в безопасности, обогнула луг с пасущимися овцами. Она не замечала, что подол ее платья был весь в грязи и репейниках. Под ногами уже была знакомая каменистая тропинка, и она так задумалась о родителях, что не замечала ни туч, набежавших с севера, ни усиливающегося ветра, треплющего золотые кроны осенних деревьев.

Тот же ветер растрепал ее кудри и разрумянил бледные щеки. Похолодало, и Элисия плотнее запахнулась в шаль, поеживаясь от пробиравшей сквозь легкое шерстяное платье стужи.

С кошачьей грацией она перебралась по скользким мокрым камешкам через журчащий ручей и увидела в отдалении большой усадебный дом. Он почти скрывался от ее взгляда среди вековых дубов, но она и так наизусть знала каждый его негостеприимный камень. Ей, наверное, на всю жизнь врезались в память его безобразный силуэт, унылые серые каменные стены, его наглухо закрытые ставнями окна и всегда запертая дверь…

Элисию обуревало желание пройти мимо старого дома, не замечая этого неприятного здания, но, увы, это было невозможно. Со дня смерти родителей она жила в Грейстон-Мэнор, у своей тетки.

Как изменилась ее жизнь с этого рокового дня! Из ее памяти никогда не изгладится отцовский щегольской новенький фаэтон, перевернувшийся на крутом повороте неподалеку от их дома. Обезумевшие от страха кони понесли, волоча за собой перевернутый экипаж, под которым нашли свою смерть ее родители.

После их гибели Элисия осталась одна на целом свете, без опекуна, который мог бы позаботиться о делах и наследстве, когда армии заимодавцев и торговцев накинулись на поместье, как стервятники, почуявшие легкую наживу.

Чарлз Димерайс, ее отец, пребывая в блаженном неведении своей судьбы, не оставил завещания. С его смертью прекратился источник дохода, на который они, собственно, и жили изо дня в день: карточные выигрыши. Именно эти деньги, да еще небольшое наследство, оставленное отцу его бабкой, позволяли им жить вполне безбедно, хотя и без роскоши. Однако вскоре Элисия с ужасом обнаружила, что от этого постепенно таявшего наследства остались лишь неоплаченные долги.

В уплату требовалось продать все: ее родной дом, всю обстановку, лошадей. Трудно было покинуть Роуз-Арбор[1], поместье, в котором родилась, и совсем невыносимой была мысль расстаться с ее драгоценным Ариэлем, жеребцом, которого она, можно сказать, сама вынянчила.

Они с братом Айаном очень рано освоили азы верховой езды. Элисия так прекрасно владела этим искусством, что не много нашлось бы мужчин, равных ей в этом. Ее обучали отец и Джимс-Добряк, их конюх, обладавший легкой рукой и умением понимать лошадей так, словно читал их мысли. Благородные животные были для Эли-сии неотъемлемой частью существования, необходимой ей как воздух. Она обожала мчаться как ветер, как вольный и своенравный дух болотистых равнин. Ариэль был чистокровным арабом, белым, с лоснящимися боками и тонкими ногами скакуна, которые едва касались земли, когда он радостным галопом нес Элисию сквозь утренний туман.

Элисия прекрасно знала, что ее эскапады вызывали пересуды в окрестных деревушках. Она своими ушами слышала, как они сплетничали о ней, но досужие домыслы ее нимало не беспокоили. Скорее даже забавляли, особенно напыщенные разглагольствования самозваной блюстительницы нравов из близлежащей деревни вдовы Макферсон.

— Так скакать на коне, как она, Боже упаси. Вы не поверите, но она разговаривает с этим зверем. Да, да! И, всеми святыми клянусь, он ее понимает! — Возмущенная вдова пророчески закатывала глаза. — Я вижу, как темные тучи сгущаются на горизонте. Она язычница! Попомните мое слово!

Но Элисия только смеялась, слушая мрачные речи вдовы, которым жадно внимали доверчивые соседи.

Вдова Макферсон повторяла свои грозные предостережения из года в год на протяжении всех лет жизни Димерайсов в соседствующем с деревушкой имении. Однако местные жители поверили наконец ее пророчествам, когда на другой день после трагической смерти родителей пришло известие о том, что брат Элисии, офицер Британского флота, без вести пропал в море. Плотно закрыв двери, жители деревни со страхом прислушивались к бешеному топоту копыт, когда, получив печальную весть, Элисия с развевающимися длинными волосами пронеслась ночью вскачь мимо их домов и Ариэль белой молнией мелькнул во мраке.

Тогда она проскакала на Ариэле в последний раз. Не прошло и недели, как в Роуз-Арбор явилась родственница, о которой девушка и слыхом не слыхивала, назвавшаяся сводной сестрой ее матери. Элисии смутно вспомнилось, что мать рассказывала однажды, как жила в юности со сводной сестрой, но больше никогда о ней не упоминала. «Все это в прошлом», — невесело добавила мать, и голубые глаза ее потемнели от грустных воспоминаний. Это был единственный раз, когда Элисия видела свою мать несчастной.

Агата Пенвик, высокая, сухопарая женщина лет пятидесяти, с властными замашками, тут же прибрала весь дом к своим рукам. Ее маленькие бесцветные глазки, глубоко сидевшие на костистом некрасивом лице с длинным острым носом, зорко перебегали с предмета на предмет; разглядывая обстановку дома, прикидывая ее стоимость до последнего шиллинга.

— Я — единственная оставшаяся на этом свете родственница твоей матери. И по-моему, со стороны отца у тебя тоже нет никого, кто мог бы теперь взять на себя заботу о твоем воспитании, — объявила она холодным, бесстрастным голосом, в котором не слышалось ни капли теплоты или сострадания к горю девушки. — Деньги, если, конечно, что-то останется после уплаты долгов твоих родителей, пойдут мне в счет твоего содержания за то, что я возьму тебя в приличный дом.

He долго думая, Агата для расплаты с кредиторами и адвокатами распродала на аукционе все имущество Ди-мерайсов. В результате остались довольны все, кроме Эли-сии, чьи пожелания были безжалостно отметены как сентиментальная чушь.

У девушки сердце разрывалось, когда Агата с ледяным равнодушием уволила всех верных слуг, большинство из которых прослужили в семье больше тридцати лет.

— Им придется искать новых хозяев. Мне они не нужны. Да и что толку от стариков, — оборвала тетка мольбу Элисии взять их в Грейстон-Мэнор.

Несчастная девушка постаралась утешить их, обещая, как только сможет, подыскать всем новую службу. Однако в душе она сомневалась, что самым старым удастся куда-то наняться, да и вряд ли они захотят подыскивать новое место.