– Ныряем! Ныряем!

Громко взревела сирена. Матросы спокойно и быстро заняли свои места. Большие маховики, открывавшие и закрывавшие вентили балластных танков, начали движение против часовой стрелки, дисциплинированные руки людей щелкали многочисленными выключателями, поворачивали всевозможные рычаги на посту управления. Швигер задраил люк, спустился по узкому трапу и одобрительно кивнул, глядя на умелые действия вахтенного офицера.

– Главные двигатели! Полный вперед!

Ровно загудели электродвигатели, стрелки амперметров резко прыгнули на красные сегменты. Батареи начали давать ток. Командир «U-20» обеспокоенно взглянул на датчики глубины. Лодка опускалась. 10–15–20 футов… Швигер посмотрел на висящий на стене хронометр и медленно направился к небольшому столику, где лежал корабельный журнал, чтобы внести в него запись о замеченном судне. Лодка опустилась на глубину 60 футов и взяла курс на цель.

«2.20. Подошел к пароходу, чтобы контролировать возможные изменения курса вдоль ирландского побережья».

Вернувшись на перископную глубину, капитан-лейтенант посмотрел в окуляры. Он страстно желал, чтобы пароход повернул в порт. Судно делало не менее 18 узлов,[4] и дистанция между ним и лодкой, ползущей в глубине со скоростью около 5 узлов, быстро увеличивалась.

Капитан пассажирского судна Тернер получил предупреждение из Квинстона о повышенной активности подводных лодок в этом районе, а перед полуднем – сообщение о том, что лодки находятся в непосредственной близости. Поэтому он описал большую дугу, чтобы обойти Фастнет, где (так он считал) вражеские лодки устроили засаду, после чего без особой опаски проследовал в канал Сен-Джордж. В качестве предосторожности он приказал при входе в опасную зону подготовить к спуску на воду все шлюпки.

Когда вдали показался мыс Кинсейл, он позвонил в машинное отделение и дал команду снизить скорость с 21 до 18 узлов. Позже он объяснил, что хотел пройти ливерпульскую отмель без остановки по большой воде.

Такое решение базировалось на имеющейся информации и личном опыте. Исходя из предупреждения адмиралтейства, подводные лодки, если они и были, теперь остались далеко за кормой. К тому же судно защищала весьма приличная скорость. На 18 узлах можно было легко оставить позади любую попавшуюся на пути подводную лодку. К сожалению, это правильное решение стоило жизни 1198 мужчинам, женщинам и детям.

Судно еще раз изменило курс, в точном соответствии с тоненькой линией, прочерченной на карте штурманом, и Швигер увидел цель прямо перед собой.

«2.35. Пароход повернул и взял курс на Квинстон. Появилась возможность приблизиться на дистанцию выстрела. Выходим на атакующую позицию».

На переборке тесного носового торпедного отсека загорелась красная сигнальная лампочка. Матросы уже повернули маховики, открывшие внешние заслонки торпедных труб, и в цилиндры устремилась вода.

У приникшего к перископу Швигера не было времени долго раздумывать. Рулевой уже получил приказ, и теперь командир лодки внимательно следил за приближающейся целью, не забывая постоянно контролировать глубину. Его мозг измерял и высчитывал углы, дистанции, отклонения. И вот настал подходящий момент.

– Первая… пошла!

Лейтенант тут же нажал кнопку выстрела. Когда торпеда покинула свое место и заскользила к цели, лодка слегка дрогнула.

«3.10. Произвел торпедный выстрел с дистанции 700 метров. Нахожусь на глубине трех метров».

Последовала длинная пауза. Швигер внимательно следил за пенящимся белым следом, который неуклонно приближался к корпусу парохода.

Капитан Тернер стоял на левой стороне капитанского мостика, когда раздался крик второго помощника:

– Вижу торпеду!

Сразу после этого судно сильно тряхнуло, между двумя трубами в небо взметнулся столб дыма и пара. Тотчас поступило сообщение о второй торпеде, но оно оказалось ложным.

«Я приказал готовить шлюпки к спуску и первым делом посадить в них женщин и детей и задраить переборки. Мой следующий приказ был остановить судно. Однако двигатели были повреждены и не могли дать задний ход. Спускать шлюпки на такой скорости было очень опасно».

Швигер наблюдал за трагедией через мощную цейссовскую оптику и диктовал короткие фразы, которые заносились в корабельный журнал.

«Отмечено попадание в районе тоннеля гребного вала под мостиком. Необычно сильная детонация, сопровождающаяся большими клубами дыма и обломками. Судя по всему, имел место второй взрыв. Судно замедлило ход и сильно накренилось на правый борт. Корма быстро погружается в воду. На борту царит паника. Спускают шлюпки. Отмечены неудачные попытки спуска на воду груженных людьми шлюпок. Шлюпки с левого борта не могут быть спущены из-за крена…»

Неохотно оторвавшись от перископа, Швигер кивнул штурману занять его место. Офицер несколько секунд напряженно всматривался в окуляры, затем отшатнулся и побледнел.

– Боже мой! – прошептал он. – Это же «Лузитания»!

Швигер грубо оттолкнул его в сторону и жадно приник к окулярам перископа. Он увидел большие золотые буквы на борту судна и, словно не веря своим глазам, несколько раз медленно прочитал название.

«Это было самое страшное зрелище, которое мне доводилось видеть, – рассказывал он друзьям после возвращения в Вильгельмсхафен. – Судно тонуло необычайно быстро. На палубах была страшная паника. Перепуганные люди беспомощно метались взад-вперед, некоторые прыгали за борт и пытались плыть к перевернутым шлюпкам. Зрелище было настолько ужасным, что я дал приказ погрузиться на 20 метров и уходить…»

Хладнокровное потопление «Лузитании» – самая известная и получившая широкое освещение в прессе трагедия Первой мировой войны. А умело проведенная англичанами пропагандистская кампания вокруг этого ужасного события кардинально изменила отношение Соединенных Штатов Америки к Германии. Пока судьбоносная торпеда Швигера покоилась в своей трубе, настроения американцев были большей частью пронемецкими, что было вызвано недовольством британской блокадой портов Германии. Причины трений между двумя великими державами станут более ясными по мере развития повествования о подводной войне.

Когда новость достигла Германии, началось всеобщее ликование. На открытках с изображением «Лузитании» наживали огромные состояния. Из левого верхнего угла открыток фон Тирпиц, «отец» немецкого подводного флота, сурово смотрел на погибший пароход. Только после вала международных протестов, обрушившегося на немецкое правительство, кайзер и его советники поняли, что уничтожение лайнера было грубой политической ошибкой.

Действия Швигера были осуждены императором, что, в свою очередь, вызвало протест других капитанов ВМФ. Они считали, что капитан «U-20» добросовестно выполнял приказы, поэтому не должен считаться морально ответственным за жизнь 1198 пассажиров (среди которых было 128 американцев), трагически погибших на борту «Лузитании». Сложность заключалась в том, что приказы давали капитану подводной лодки право топить любые британские торговые суда, находящиеся в зоне военных действий, но не объясняли, как эти действия должны согласовываться с существующими международными законами.