На самом деле я не считаю, что в тот самый день, с которого все и началось, я вел себя так уж безобразно. И если признание в своего рода преступлении могло бы принести мне пользу, я должен был бы настаивать на том, что не заслуживаю наказания. Наоборот, я пытался быть предельно осмотрительным, разумным и здравомыслящим; это Уильям вел себя как дурак.

В конце концов мы остановились посреди «Жажды порядка». Люси и Натали ушли вперед – смело и решительно пересекая зал под названием «Современная жизнь». Я надеялся ускользнуть незамеченным. Но все пошло не по плану. Последние две минуты Уильям двигался за мной по галерее с видом сыщика из пантомимы: он шел на два шага позади меня, замирал в комической позе, когда я останавливался, и с преувеличенным упреком разглядывал меня с ног до головы, словно это я был виноват в снижении уровня пенсионного обеспечения в стране или в еще каком-нибудь кошмарном преступлении.

Он заговорил громким шепотом:

– Джаспер, что, черт тебя подери, ты делаешь?

Над нашими головами жужжали лампы дневного света.

– Шшшш, я пытаюсь наслаждаться своим днем рождения.

– Но почему ты при этом хочешь от нас смыться?

– Я не хочу смыться.

– Конечно, хочешь, – голос его звучал все громче. – Ты намеренно отказываешься вступать в «Современную жизнь» – вон туда, – он указал направление. – И ты постепенно движешься назад, в сторону «Жажды порядка» – сюда, – он снова указал, на этот раз себе под ноги, широким жестом. – Имей в виду, я слежу за тобой.

– Слушай, Уильям, если тебе так нужно знать…

– Нужно.

– Я пытаюсь выбраться с этого этажа и отправиться к «Действию обнаженного тела» так, чтобы меня никто не заметил. Так что я буду тебе весьма признателен, если ты перестанешь привлекать к нам внимание и пойдешь к девочкам. Почему ты увязался за мной?

– Потому что ты захватил с собой выпивку, и я думаю, что бутылку пора открыть. Причем немедленно. – Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. – А еще потому, что ты всегда выглядишь до странности притягательно, когда что-то затеваешь.

– Я ничего не затеваю, и вина у меня нет: бутылка лежит в сумке Люси, и сейчас она надежно заперта в шкафчике гардероба. – Я изображал жгучий интерес к клубку провода, перед которым мы стояли.

– О нет. Боже мой. Ну что ж, тогда мы отправляемся в спасательную экспедицию. Нужно освободить благородного пленника из отвратительного узилища! Американцы ставят в эти шкафчики крем-соду – я сам видел, как они это делают – и свои… ну, такие сумочки, которые носят на поясе… И вообще, один Бог знает, что там у Люси в сумке: может, какие-нибудь женские штучки. И дешевые венгерские шариковые ручки. Ты понимаешь…

– Пожалуйста, ты не мог бы говорить потише! – Я нахмурился. Пожилая пара в футболках с надписью «Я люблю Хьюстон» намертво застряла в дальнем конце инсталляции. – И в любом случае, Люси пользуется перьевой ручкой.

Но Уильяма было не остановить.

– Ты понимаешь, что мог загубить великолепное бургундское? Один из самых изысканных напитков последнего тысячелетия может быть безвозвратно утрачен уже через несколько минут после того, как ты вступил во владение им. Это варварство. Я считаю, ты несешь личную ответ…

– Уильям, черт тебя побери. Если тебе непременно надо так кричать, не мог бы ты, по крайней мере, попытаться вести себя как современный цивилизованный человек? А не как паршивый гомик. – Я прочистил горло. – Кроме того, никто не разрешал тебе разгуливать по галерее Тейт, потягивая вино. Это против правил.

– Чушь. Какие еще правила? Это же «Шамбертен Кло де Без» 1990 года, а ты запираешь его в ящик, как… как какое-то кьянти. Купил его я, мой дорогой Джаспер, и специально для тебя, по случаю твоего 29-летия. Как они смогут помешать нам выпить его? Они не осмелятся.

Я скопировал его нелепую манеру говорить:

– Как ты прекрасно знаешь, мой дорогой Уильям, нам не следует даже приближаться к этой бутылке, пока она не простоит открытой по меньшей мере два часа. И вообще, теперь это мое вино, и я запрещаю тебе посягать на него, пока не представится особый случай. Взгляни на себя: ты расточителен, как настоящий педофил.

– Слушай, это нечестно. Ты тащишь своих друзей смотреть на весь этот… этот антиквариат, на эти изуродованные гениталии, а потом отрицаешь насущную необходимость освежиться. Конечно, я в отчаянии. Конечно, мне нужно выпить. Это же не искусство, это катастрофа.

Я отошел от него на несколько шагов и повернулся к большому холсту, покрытому тяжелыми гребнями и бороздами тускло-коричневой краски. Уильям потащился за мной и уставился на ту же картину, склонив голову набок – вероятно, пародируя поклонников современного искусства, которых можно встретить по всему миру.

– На самом деле, – он заговорил чуть тише, – я имел в виду ту маленькую бутылочку водки, которую купила для тебя Натали. Я подумал, что ты мог припрятать ее в карман. Мне просто необходимо обезболивающее, иначе следующий зал меня доконает. – Наигранная печаль теперь перешла в искреннее любопытство: – Кстати, ты так и не ответил на мой вопрос.

– А это потому, что ты просто задница, Уильям.

– Почему ты так спешишь покинуть нас? Чем тебя так привлекает «Действие обнаженного тела»? – Он искоса смотрел на меня, но я не отводил взгляда от картины. – Это та девушка, на которую ты так долго пялился?

– Нет.

– Да, да. Это та девушка на лестнице.

– Да нет.

– Та самая, за которой ты якобы не шел. – Он сделал паузу. – Я знал. Я так и знал.

– Ну, хорошо. Да, это так.

Он испустил театральный вздох:

– Я думал, ты с этим уже покончил. Как ты там говорил? – Он состроил гримасу, как будто собирался произнести самый печальный монолог Гамлета. – Я больше не могу этого вынести, Уилл, я схожу с ума. О, Уилл, спаси меня из этой женской трясины. Я больше не хочу иметь ничего общего с этим безжалостным полом! О, прекрасный Уилл, я должен остановиться. Я обязан остановиться. Я стану самим собой.

Я проигнорировал его.

– Уильям, мне нужно, чтобы ты дал мне немного времени и не таскался за мной по пятам. Люси и Натали вот-вот вернутся искать нас. Иди и отвлеки их. Будь хорошим мальчиком. Докажи, что ты настоящий друг. Помоги мне.

Он проигнорировал меня.

– Ладно, возможно, ты не говорил «прекрасный Уилл», но в целом это более или менее твои слова. А теперь посмотри на себя: ты вернулся именно к тому, от чего пытался избавиться год назад. Ты не можешь выйти из дома, чтобы не попытаться трахнуть половину Лондона. И ты ни на секунду не задумаешься о том, что затеваешь или, прости господи, зачем!

Я пошел к выходу, расположенному в дальнем конце зала, по дороге размышляя о коллекции икон, созданных якобы в русском православном стиле. Фигуры на них были размытыми и искривленными; казалось, они стремятся уйти в глубь картин, ускользнуть под раму, так что было невозможно определить, являются ли они образами святых, гротескными, деформированными изображениями неведомых животных или просто клубками расплывчатых линий, не имеющих никакого смысла.