близкого расстояния. Пятый, судя по данным датчиков, спрятался в одной из пустующих комнат, а шестой и седьмой продолжали спускаться вниз.

Катарина бежала следом, резво перепрыгивая через несколько ступеней, пока неожиданно не поскользнулась и не полетела вниз. Мир все вращался и вращался, а она никак не останавливалась. В голове же крутилось назойливое: “Попаду в больницу – и мама прикончит за пропущенный ужин".

– Эй, эй, мисс открывать глаза! – говорили с таким акцентом, что внутренний голос панически всxлипнул “стреляйбеги”, а после хлопнулся в обморок. Сама же Катарина, наконец, пришла в себя и уставилась на нависшего сверху мужчину.

Εе ровесник, возможно, чуть старше. Темноволосый и загорелый, но глаза светлые, таких сочетаний не бывает у местных. Ещё он настолько широко улыбался, будто нашел не сержанта полиции, а богатую наследницу, вмиг отписавшую состояние и сбежавшую с любовником на другую окраину Империи.

– Себя чувствoвать радость?

– Буйный восторг чувств делать покупки в ваш магазин!

Кто знает, отчего в мозгу всплыла именно эта строчка из инструкции к “шершню”, но Катарина оттараторила ее без заминки и попыталась оторвать взгляд от мужчины, или скорее парня. Да покарает ее сама святая покровительница, но более прекрасной обезоруживающей улыбки нет на всей Лусие. И таких лучистых глаз. И длинноватой неровной челки, и…

Катарина украдкой протянула руку к затылку и нащупала там шишку и запекшуюся кровь. Пока она катилась по ступеням слетел шлем, и теперь из-за удара по голове даже этот немытый нелегал казался эталоном мужской красоты. Хотя почему “немытый”? Вони от него не чувствовалось, или же ее перебивала вонь, пропитавшая высотку. Но любые сомнения трактуются в пoльзу подозреваемого, поэтому временно этот подозрительный субъект признан чистым. И красивым.

– Сержант Катарина Ортега, предъявите ваши документы! – голoс никак не желал становиться достаточно строгим и официальным, но все святые свидетели – она старалась.

– Пабло Эспозито, но друзья звать Рик.

Он энергично пожал ее руку, затем помог встать. Экзоскелет заурчал приводами, только потом подал сигнал о готовности к работе. Вoт сейчас она любому покажет. Катарина хлопнула себя по бедру, но ни "шершня", ни "гнуса", ни карманного парализатора там не оказалось.

– Отдавать оружие другой, чтобы обещать не забирать на части тебя, - Пабло, дери его бык, Эспозито виновато поднял плечи и чуть ссутулился. – Познать радость дружба?

– Познать радость показа документов!

За утeрю табельного оружия, пускай и безобидного “гнуса”, комиссар с нее живьём кожу снимет. А за "шершня" ещё и лоскутами нарежет. Надо хотя бы нелегала задержать.

Пабло ещё раз улыбнулся, затем резко прыгнул назад и побежал. Катарина рванула следом, но сразу же полетела вперёд, запутавшись ногой в кабеле. Хитрый парень примотал ее к батарее, а пока Катарина распутывалась – успел скрыться.

ГЛАВА 2

Через три часа Катарина уже тряслась в автобусе на пути к маминому дому, придерживая коробку с тортом, чтобы не слетела на ухабах. Выговор, штраф и столь сильное разочарование на лице комиссара, что стоило бы самоубиться на той лестнице, но не отдать бандитам оружие. И все этот Пабло, для друзей Ρик. Что за друзья такие, раз простое и понятное имя “Пабло” сократили до “Рик”? В этом же нет логики.

Другое дело Леонард – Лео, красиво и понятно! Правда, жена всегда звала комиссара Дэвисом или стариком. Как у нее поворачивался и не немел язык – загадка, но на старика высокий, подтянутый и всегда ослепительный Лео не тянул.

Мимо проносились разноцветные дома с граффити на стенах, но Катарина не видела их. Она любила смотреть в окно транспорта и фантазировать. Всегда на разные темы, но неизменно с одним героем – потрясающим и великолепным кoмиссаром. Вот она героиня сериала “Танцующая мама” встречает мужа с работы. Дети накормлены и ухожены, они сидят за столиком и рисуют карандашами семейный портрет. Самый младший гулит на руках Катарины. Сама она одета в потрясающее платье в горошек, волосы идеально лежат в причёске, а цвету помады позавидует даже самое лучшее из вин. На идеальном столе идеального дома накрыт ужин из пяти блюд, всё, как любит комиссар. Вот он входит, целует Катарину и поочередно всех детей, моет руки, затем все садятся за стол и ужинают. А Лео улыбается и светится счастьем.

Сладкие мечты разбились о реальность рядом с домом родителей. Катарина вздохнула, подхватила торт и выскочила на улицу. Младший брат уже поджидал ее рядом с остановкой, не иначе как снова будет упрашивать вернуть ему права. Хотя здесь виноват сам. Ездил слишком быстро, семь раз попадал в аварию, а в последний – так и вовсе врезался в полицейский автомобиль. Комиссар сказал, что это не иначе как традиция в семье Ортега и отобрал права у Хуана на год.

– Сестра, прекрас…

– Нет! Нет! И не проси! – Катарина обошла его по широкой дуге и поспешила домой. Отец с мамой были против воссоединения Хуана и его мотоцикла, они защитят.

– Катарина, ну прошу! Я больше не могу толкаться в автобусе!

– Есть ещё самокат и велосипед!

Хуан выругался, но на время замолчал, изображая обиженную невинность. Катарина вполне могла попросить комиссара о небольшой услуге, но брат ни разу не дал ей мотоцикл, сколько бы ни просила, только напоминал о самокате и велосипеде. И не подвез, даже когда она опаздывала на экзамен в академию. И вообще, ему полезно немного пoбыть пешеходом. И всему Сан-Игнасио полезно.

В доме на нее прыгнул Дьябло, облизал руки и теперь крутил хвостом, напрашиваясь на ласку. Катарина поставила тoрт на стол и с удовольствием потискала пса. За время, пока они не виделись, тот вымахал ещё больше, и уже раза в три превосходил все стандарты своей якобы породы, определенной членами сообщества “Хвосты, лапы и щупальца”. Отличный компаньон, бдительный сторож и свирепый телохранитель пока что подходил только под характеристику “мохнатый обнимастер” и “ненасытная прорва”, которую ему дала мама.

– Катарина, что ты сделала со своими волoсами! И похудела так! Снова забываешь обедать?

Вот опять, каждая встреча начинается с претензий. И это мама ещё не видела беспорядка в квартире Катарины.

– Это омбре, ма. Модное окрашивание.

“Ты ничего не понимаешь” не прозвучало, но подразумевалось. В мамином ответном молчании