Этот день принес мне немало неожиданного. Преисполненный святости, университетский преподаватель сегодня натурально обнажился передо мной, и я увидел то, что увидел: в физиологическом плане – ничего примечательного.

В понедельник мы встретились с ним в моей конторе. Он пожертвовал началом рабочего дня и был этим недоволен. Мы обменялись приветствиями, правда, обошлись без рукопожатий. Предложив клиенту место напротив, я устроился за рабочим столом.

– Передвижения, встречи, телефонные разговоры вашей жены носят открытую основу. Результаты отличные.

Он перебил меня жестом руки, не желая ничего слушать. А потом согласился пролонгировать договор еще на неделю, сказав:

– Она изменяет мне. Я это чувствую. – У него даже ноздри затрепетали, а лицо перекосилось, как будто мои слова о невиновности его жены задели лицевой нерв, и, если бы он не умел дышать ртом, тотчас бы испустил дух. – Ищите доказательства! Берите пример с меня: я работаю двадцать четыре часа в сутки.

Я заглянул в следующий понедельник, такой же нерезультативный (это с точки зрения Ведерникова), как этот. Он решился на крайние меры: предложил инсценировать измену, буквально подсунуть под свою жену любовника. Но этого не потребовалось…

На следующий день, пришедшийся на вторник, я впервые увидел его жену с другим мужчиной, а неподалеку разглядел еще одну женщину…

Я дал ей короткую характеристику: сводница. Через секунду усложнил ее: подруга– сводница. Говоря юридическим языком, любовница Ведерникова «содействовала внебрачным половым сношениям или удовлетворению половой страсти в иной форме».

Собственно, я мог дать название спектаклю, первый акт которого разыграла передо мной эта труппа. Я не сомневался, что между супругами был подписан брачный контракт, а инициатором его рождения выступил сам Ведерников. Чтобы не оставить жене ни одного квадратного сантиметра жилплощади и клочка одежды, ему требовались доказательства ее измены, и он был на полпути к цели. Но все это – моя работа, и мне придется проглотить скрытую причину очередного дела, иначе вообще не стоило браться за нее.

Я проследил за мужчиной и записал его адрес. Он жил на улице Менжинского, в Бабушкинском районе столицы.

… Я болтался на страховочном тросе, как циркач под куполом цирка, исполняя опасный трюк. Подо мной – двадцать семь метров пустоты, в голове заноза: убивает не падение, а приземление.

Двадцать семь метров.

Любимая высота хайдайверов.

Кто такие хайдайверы?

Лучше отвечу, что неудачный прыжок для них – это стопроцентная смерть.

Но я не хайдайвер, и самая высокая отметка, которую я когда-то покорил, равнялась трем метрам. Тем не менее в любую секунду я мог сорваться с троса и совершить тройной прыжок с парой-тройкой винтов, согнувшись и разогнувшись…

В руке я сжимал новинку – корейский смартфон, обладателем которого стал пару месяцев тому назад. Купившись на рекламу («Смартфон может выступать и как продвинутая фото– и видеокамера, и как полноценный смартфон»), я действительно приобрел «единое устройство», идеально вписавшееся в мой стиль жизни. Одно «но»: когда мне приходилось вести беседу за рулем машины, автомобилисты старались держаться от меня подальше, думая, что я разговариваю по фотоаппарату…

Нейлоновый трос терся о подоконник девятого этажа, мой подбородок – о подоконник восьмого. Не знаю, как я смотрелся снаружи, но изнутри самой этой квартиры – просто жуть: голова с натуженными глазами и натянутая веревка над ней. Если бы обнаженная женщина, над которой корпел такой же голый мужчина, бросила взгляд в окно, она бы продолжительным криком бросила бы его на самое дно греховного наслаждения.

Эта пара с самого начала съемки зародила в моей голове связь с итальянским столяром и его бессмертным творением, потому что женщина лежала как бревно, и в мою душу вкралось сомнение: сможет ли этот Карло стать папой.

Новый порыв ветра, и меня развернуло спиной к авансцене. Он был особенно напорист здесь, на высоте, и его боковая сила лишь чуть-чуть уступала подъемной. Я оказался частью адского эксперимента, в котором высотки этого спального района играли роль аэродинамической трубы.

Вернувшись в исходное положение, я пошире расставил на стене ноги, как будто приготовился штурмовать через окно квартиру этажом ниже, и посмотрел сначала наверх, потом вниз. Над головой – два этажа, под ногами – восемь.

Стеклопакет, нижний угол которого скромно украшал логотип немецкой фирмы, не смог поглотить финишного выкрика женщины. Я отвлекся на секунду от сенсорного экрана, однако ни один фрагмент этой постельной сцены не ускользнул от цифрового окна смартфона, работающего в режиме видеокамеры.

Ветер надул-таки тучу, и на капюшон, защищающий мою голову, упали первые снежинки.

Пора закругляться.

Убрав смартфон в защитный чехол, крепящийся на ремне, я сбросил моток веревки вниз. Упругая, она разматывалась кольцами и походила на сцепившихся между собой змей. Приготовившись к спуску, я оттолкнулся от стены, целиком и полностью отдавая себя в руки стопору-десантеру.

Выбирая в альпинистском магазине между дешевыми спусковыми устройствами под названием «восьмерка рогатая» и «букашка» и более дорогими – «стопор-десантер» и «анти-паник», я выбрал более дорогое и близкое по духу. Этот десантер идеально, как мне показалось и как мне его разрекламировали в спецмагазине, подходил для спусков, обеспечивая буквально моментальную остановку в случае необходимости.

Скорость спуска я контролировал натяжением свободного конца веревки, а затормозить мог, отпустив рукоятку десантера.

Три метра свободного падения, и мой желудок подступил к горлу. Что там американские горки, подумал я, отталкиваясь от стены уже седьмого этажа…

Февраль. Календарная зима катилась к своему концу. Однако привычных снегопадов она так и не принесла. Кто знает, может быть, март отыграется за своего предшественника.

С такими поэтическими мыслями я открыл дверцу своей «Ауди», за руль которой садился исключительно в зимнее время, предпочитая ей мотоцикл, эту зависть пацанов из нашего двора.

Я устал, мне требовался отдых, и все же в первую очередь заехал в свой офис. В конторе я появлялся и в дни безработицы, и в часы неважного настроения, это несмотря на то, что ощущал себя там каторжанином в тесной камере. Стол, пара стульев, сейф – вот и вся обстановка. Сейф можно было вынести из помещения, но из здания – нет. Причиной тому – узкий, как игольное ушко, коридор. Проще протиснуться в трамвайной давке, чем в этом тоннеле.

На следующий день, едва успев составить отчет, я ответил на телефонный звонок, и беседа с моим клиентом меня, честно говоря, не обрадовала. Хотя и огорчаться особого повода не было. Евгению Ведерникову срочно пришлось вылететь в Калининград, где он пробудет неопределенное время, а результаты моего расследования ему нужны по-за-рез, как сакцентировал он это до крайности нетерпеливое слово.