Одеваюсь по тревоге, гляжу на часы. Половина десятого. Бегом на аэродром. Рядом со мной бегут старшие лейтенанты П. П. Рябов и Н. П. Гладков.

— Кому это вздумалось испортить нам выходной? — ворчит на бегу Гладков.

— Это что-то серьезное, слишком уж неожиданно заревела сирена, — высказал свои соображения Рябов.

На аэродроме объявили — война. Фашистская Германия напала на Советский Союз. Как ни ожидали мы войны, сообщение ошеломило неожиданностью и тяжестью. Сбор личного состава прошел организованно. Все прибыли с оружием, противогазами и личными вещами. По плану тревоги мы быстро подвесили бомбы, рассредоточили самолеты по летному полю и накрыли их маскировочными сетками. Укрытий для самолетов не было, пришлось об этом пожалеть. На другой день наши белоснежные бомбардировщики СБ начали перекрашиваться в защитный цвет. Говорили, что перекраску можно было бы выполнить заранее. В районе постоянных стоянок отрыли ровики для ящиков со взрывателями и щели для укрытия личного состава от бомбежек.

Заместитель командира полка майор А. Перехрест послал меня на мотоцикле на запасный аэродром, чтобы организовать там уборку копен сена с летного поля и прием самолетов третьей эскадрильи, передислоцированной туда по плану рассредоточения.

Гадали, вступит ли сразу в войну Япония, ждали хоть каких-нибудь сообщений из Москвы о ходе боевых действий.

— Трудно нам будет, если еще начнет войну Япония, — вздохнул старший лейтенант Ф. Г. Лесняк.

— Наверное, не начнет. Только в апреле был заключен советско-японский пакт о нейтралитете, — возразил заместитель командира эскадрильи по политчасти старший политрук A. A. Лучинкин.

— С немцами у нас тоже был договор о ненападении, да Гитлер его вероломно нарушил, а Япония его союзник.

— Да, нам надо быть готовыми к нападению и со стороны японцев. До границы сто двадцать километров, — согласился Лучинкин.

В сводках Информбюро и в газетах были тревожные сообщения, недоговоренности и противоречия, жадно ловили мы каждое сообщение московского радио.

В первых числах июля полк получил приказ перебазироваться на фронт. Готовясь к перелету из Приморья, мы уточнили боевые расчеты, провели на самолетах регламентные работы, дали провозные и контрольные полеты летчикам, имевшим перерыв, получили полетные карты на часть маршрута до Байкала и наметили боевые порядки.

3 июля, после выступления И. В. Сталина по радио, в полку состоялся митинг. Текст выступления зачитал заместитель командира полка по политчасти батальонный комиссар Ф. А. Куфта. Все выступившие на митинге клеймили позором наглых фашистских захватчиков и клялись не пожалеть жизни за Родину. Когда расходились после митинга, Гладков похлопал по плечу Лучинкина:

— Горькую правду сказал Сталин и правильно нацелил весь наш народ на разгром врага.

— Да, очень хорошо сказал и убедительно поставил задачу покончить с благодушием и беспечностью, — согласился Лучинкин. — Непонятно только, зачем за неделю до войны писали, что слухи о намерении Германии предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы.

— А чего тут непонятного? Это дипломатия. Но ты, Дима, политработник, и тебе яснее такие дипломатические тонкости, — начал заводить Луч инки на Гладков.

— Я понимаю, что это политика, но все это пока не ясно.

— Спрячь, Дима, свое непонимание за голенище и никому не показывай. Давай лучше готовиться к перелету, а то путь предстоит неблизкий, более семи тысяч километров, — сказал Гладков.

— Да это я просто так, — прогудел Лучинкин.

Я пошел проверять технику пилотирования у летчика А. И. Устинова, а Гладков — у А. М. Погудина.

Вылетели 6 июля утром. Провожал нас командующий ВВС 1-й Краснознаменной армии полковник A. C. Сенаторов. Когда наша эскадрилья выруливала на старт, он стоял перед моим самолетом и с грустью махал нам рукой.

И вот наш 57-й бомбардировочный полк, построившись в воздухе в колонну эскадрилий, взял курс на Хабаровск. Во главе колонны из пяти эскадрилий летели командир полка майор Суржин, батальонный комиссар Куфта и заместитель командира полка майор Перехрест. В составе нашей пятой эскадрильи летели командир эскадрильи капитан Н. И. Барулин, его заместители старший лейтенант Лесняк, старший политрук Лучинкин, командир звена Н. М. Тараканов и летчики — лейтенанты Г. И. Алексеев, А. Д. Голубков, С. Я. Митин и младший лейтенант А. И. Устинов. В состав каждого экипажа, кроме штурмана и стрелка-радиста, входил еще техник. В моем самолете летел техником Г. С. Крысин.

В Хабаровске мы заправили самолеты полка топливом и через два дня отправились дальше на запад. Следующую посадку произвели на аэродроме Возжаевка. В этом гарнизоне нас поразили пустые дома начсостава. Отсюда семьи уже эвакуировали в Сибирь.

На другой день вылетели в Укурей. Перелет проходил в густом дыму. Горела тайга. Ведущий полка немного отклонился в сторону границы с Маньчжурией, но потом вывел полк на железную дорогу, и мы все долетели благополучно.

Две ночи отдыха, и 11 июля — отправка на Усть-Орду. Этот перелет проходил при низкой облачности и дожде. Меня со звеном самолетов послали на разведку погоды. После взлета и до Байкала летели на высоте пятьдесят-сто метров, а перед Байкалом облачность кончилась, и, набрав высоту, мы всласть налюбовались красотами сказочного озера.

На другой день, 12 июля, мы перелетели в Красноярск, 15-го — в Новосибирск, а 16-го полк приземлился на аэродроме Омска. Здесь, на летном поле, мы встретили А. Н. Туполева с инженерами его конструкторского бюро, прилетевшими на самолетах Ли-2. Сразу завязалась беседа. Молодые инженеры «по секрету» рассказали нам, что эвакуировались сюда для того, чтобы построить новый авиационный завод и через год-два начать выпуск нового бомбардировщика Ту-2, который, по их словам, будет намного лучше пикирующего бомбардировщика Пе-2. Когда в начале 1943 года на Юго-Западном фронте я встретил полк, вооруженный самолетами Ту-2, летчики этого полка говорили, что новый самолет лучше Пе-2 по бомбовой нагрузке и пилотированию на посадке.

Из Омска 17 июля перелетели в Челябинск, 18-го — в Чкалов, а 19-го — в Энгельс. На аэродроме Энгельса находились четыре дня. Шел дождь. Я отпросился у командира к родителям в Саратов. Отец и мать были рады мне и напуганы тем, что я летел на фронт. Брат Владимир и сестра Вера держались стойко. Они беспокоились за меня, но вида особенно не показывали. От родителей я узнал, что младший брат Костя на Северо-Западном фронте, а старший Алексей — в московском ополчении. Мать перекрестила меня на прощание и просила беречь себя.

Из Энгельса вылетели в Сасово 23 июля. После сбора эскадрильи над аэродромом я провел свою группу над Панкратьевской улицей и домом родителей в Саратове. Пролетая над домом, покачал крыльями, а затем присоединился к боевому порядку полка.

В Сасово полк находился двенадцать дней. За это время нашу часть переформировали в два бомбардировочных полка. Полк, в котором я остался на должности заместителя командира эскадрильи, сохранил прежний номер и командный состав. В него вошли третья, четвертая и пятая эскадрильи. Первая и вторая эскадрильи составили вновь сформированный полк, командиром которого был назначен майор Перехрест. Здесь же, на аэродроме Сасово, заводские бригады установили на наших бомбардировщиках СБ систему заполнения топливных баков углекислым газом. Это являлось очень необходимым решением, поскольку самолеты СБ загорались от попадания пуль в бензобаки. В установленной системе трубки от баллона с углекислотой шли прямо к бензобакам, и летчик по мере расходования топлива должен был понемногу открывать вентиль и заполнять баки углекислым газом.