Солнце повернуло на запад, она чуть-чуть мерзла, но даже наслаждалась от этого. Длинная рубашка и юбка на ветру подсохли и пахли чистотой.

Она достала узелок с едой, с улыбкой выпила пару глотков уже теплой воды из кожаного мешочка, остальную же вылила на яркие мальвы в расселине скалы и наполнила мешочек новой, ледяной. Баранина показалась ей слишком соленой, хлеб пересохшим, конечно же, всегда нужна только вода. И яблоки нужны только маленькие, красные, терпкие и горько-сладкие – так ей казалось.

Надо было решать: оставаться ночевать здесь или продолжить путь, но она временно отбросила эту мысль: потом.

– Потом, – сказала она себе, – потом, когда поем.

После еды, греясь на солнце, она растянулась у водопада и задремала. Но сквозь дрему видела глаза мальчика, руки второго мальчика вокруг ее шеи…

Нет. Она присела. Почувствовала запретное. Очевидно, из-за яблока, горький привкус которого все еще оставался на языке. Или из-за розмарина, растущего у ее ног, – запах розмарина усиливает воспоминания…

Она заставила себя смотреть на горизонт и думать о настоящем. Это ей удалось; если она останется ночевать на ложбине, она сможет отдохнуть: риск встречи с ночными дикими зверями здесь, наверху, мал – видимость во все стороны хорошая.

Возможно, будет холодно, но в ее котомке двойное вязаное одеяло, так что она не замерзнет.

Но стоило ли терять время? Солнце все еще на небе, и, конечно же, она успеет взобраться на гору до наступления темноты. А внизу, в долине, трудно найти защиту на ночь, там водятся и рыси, и дикие кошки, и змеи. Днем она их не боялась, и только в темноте они становились сильнее ее.

Ночью она видела хорошо, да и обоняние у нее было тонкое. Но все же не такое, как у хищников. Против них она имела лишь одно оружие – ясную мысль и быструю реакцию. И опыт, а он подсказывал ей, что хищники охотятся по ночам.

Она вновь посмотрела на реку, определяя направление между островами леса, разбросанными по равнине. Безмолвные деревья – ее союзники, они же и ее защита, это она знала. Но в перелесках деревьев мало, а расстояние от леса до леса – до часу ходьбы.

Нет, ей лучше заночевать на ложбине под охраной добрых воспоминаний, пусть ветер укачает ее, а шум водопада наполнит покоем.

Трава у водопада мягкая, влекущая, именно здесь они провели свою первую ночь любви когда-то давным-давно. Но тогда их было двое, а сейчас она одна, да к тому же в голове застряла встреча со змеем в зеленых папоротниках, на подъеме. И она решила ночевать на ложбине, расстелила одеяло прямо на гладкой горе и начала собирать небольшие камешки и щебень в кольцо вокруг одеяла. Никакой змей не мог бы переползти стену-кольцо, чтобы камни не зашумели и не разбудили ее.

Усталость и шум ветра быстро усыпили ее.

Мрак поглотил ее, прогнал всякие мысли.

Она спала без сновидений.

Проснулась она рано, подкрепленная сном и покоем, подаренным ей ложбиной, решительно и быстро убрала свое становище. Нужно было спешить, чтобы наверстать упущенное накануне время.

С южной стороны склона уже пробивались первые лучи солнца, которые прежде лишь предчувствовались по свечению за горой с востока.

Спуск оказался сложнее, чем она думала, гора круче, чем она помнила. Котомка то и дело била по спине, особенно когда приходилось прыгать, а иногда даже ползти на четвереньках.

Все это требовало повышенного внимания и напряжения сил.

Куст шиповника сорвал кожу с тыльной стороны руки. Она машинально зализала царапину и отправилась дальше. Но вскоре заметила, что кровь продолжает идти. Она остановилась и глазами поискала нужную лекарственную траву, чтобы приложить к ранке.

Подорожника оказалось много, она сделала перевязку и осмотрелась по сторонам. Чуть поодаль заметила звериную тропу, по которой они ходили когда-то. Тропа была удобная. Идти стало легче.

На полпути гора подарила ей еще одну ложбину с низкорослым лесом и травой у источника.

Да, их она тоже помнила. Именно здесь они тайком и неуверенно заговорили о словах. О том, как слово добралось до них. Все началось с цветка, это она помнила. В ту весну здешние склоны сплошь покрылись небольшими белыми цветами, все вокруг полнилось тонким запахом зелени, земли и воды.

Прежде она не обращала на цветы внимания, хотя видела их постоянно. Неужели она и он заметили их тогда только потому, что их, одинаковых, было так много?

– Какие прекрасные цветы, – сказала она и, повинуясь неожиданному импульсу, нарвала целую охапку – просто ей так захотелось.

– Откуда ты знаешь, что это цветок? – спросил он и рассмеялся.

Она не помнила своего ответа, помнила лишь, что это был. их первый разговор, сплетенный из предложений: вопрос – ответ.

Было очень весело. Но тогда слов едва ли хватило бы, чтобы ответить на его вопрос: откуда она узнала, что цветок – цветок? Знала ли она ответ тогда?

Смогла бы она сейчас найти слова, чтобы объяснить ему, что между нею и всем растущим на земле существует доверие? Что она дружит с растениями, что они делятся с нею своими тайнами, именами и качествами. Что она получает от них знания: какие корни хороши и питательны, какие почки дают силу, какие травы снимают боль и лечат от разных болезней.

Слова возникали от этого доверия, конечно же, каждый союзник имеет свое имя. А с именем приходят и знание, и различия, и внешний вид.

Как много растений изучила она, узнав о такой своей возможности!

«Именно благодаря словам мир становится содержательным», – подумала она. До существования слов была лишь просто зелень, а сейчас были и цвет, и виды, и различия, переживания, качество, порядок, возможности. Слова дают и уверенность – об этом она думала много раз. Вместо того чтобы задохнуться от страха при виде молнии, она могла теперь сказать: это гроза, она пройдет, как и прошлым летом. Она могла теперь даже предвидеть: в такую жару должна начаться гроза. Надо найти защиту.

Муж ее видел все совсем иначе, даже если и находил преимущества в ее размышлениях.

Его союз – не с землей и не с видимым, очевидным, а с небом и силой, которые он называет Богом. Она никогда не понимала этого и никогда особенно не интересовалась. Не было времени, сказала она самой себе. Были дети, еда, проблемы, одежда…

В последнее время к ней то и дело возвращалась мысль о том, что думы о небе и о Боге тоже, возможно, необходимы. Здесь сейчас, на ложбине, она снова подумала: как еще мало того, что она облекла в слова, что предвидела и планировала.

Мальчик умер…

Мальчика убили…

В живых остался второй, с горящими глазами, а его она никогда не понимала, хотя он был ее сыном. Но все же чужаком с самого рождения.

И от этого боль становилась сильнее, чем скорбь об убитом. Она не решалась задуматься и осознать это. Нет, не сейчас. Потом, когда она осознает собственную целостность.