class="empty-line"/>

Как я стала поэтом

— Как вы стали поэтом?

— Помню: не было ни весны,

ни зимы, ни лета,

а лишь кочевая луна

над пашней стояла.

Я на землю упала.

— Пиши! — зашумело эхо. —

О наших делах и грехах.

— Зачем? — пробурчала я,

но всё же перо взяла

и поломала его о бумагу.

Это первая была моя сага.

Сага вторая — жизнь поломатая.

А третья сага занятная,

самая домоседная:

здравствуй кошка — соседка моя.

Вот и всё. Ай выйду ль я в поле,

пройдусь ли ещё по воле?

Закричу! Нет, не буду, я воин,

теперь не больна я, а болен.

Воин Привычки

Зачем ты, воин Привычки,

спорил всё время с судьбой?

Умирая, ты просил спички.

И они пришли. За тобой.

«Так какого же чёрта! — мохнатый

в душу заглянет твою. —

Демона звал, писатель?

Я над тобой хохочу!»

Расплескалось синее небо,

растворилась чёрная даль.

Это в душе поэта

навсегда засела печаль.

Одинокому одиноко,

глубокому глубоко.

Нет, жизнь не выжмет все соки,

ему теперь будет легко!

Легко ковыряться в душах,

легко в белый свет плевать.

Конечно, друзей он не слушал,

он с белой войной воевал!

Белые, белые войны.

Всё белым, белым, бело.

На почерневшие кости

легло золотое перо.

Как легло, стало мёртвым.

На скелет похож новенький стих.

Что же ты, воин Привычки,

в постели своей притих?

Видишь, алеет алым

какой-то другой отряд.

Да, он тоже кровавый,

но иначе не вытравишь смрад.

Нет, в этот отряд не встанет

полумёртвый поэт,

он с лёгкой руки закидает

планету своим памфлет.

Так зачем же ты, воин Привычки,

споришь всё время с судьбой?

— Прикури! — подержу я спички,

потому что ход теперь мой!

Поп и поэтесса

Я вчера подружилась с попом,

хороший такой поп, деревенский,

шепелявит немного, и танец венский

танцевать совсем не умеет,

он что-то твердит о боге.

А я слушала и умилялась:

какой же он милый,

и шепелявит немного.

— Здравствуйте, я сахалинская недотрога:

стихи пишу и от местных их прячу.

Поп немножечко озадачен,

он стихов давно не читает,

лишь кадилом своим махает.

Какой же он всё-таки милый

этот поп деревенский,

и танец венский,

жаль, танцевать не умеет.

Он глаз лукавит, добреет

мир вокруг и деревня наша.

— Ты, батюшка, прав, я поэтесса ваша!

Как-то плохо поэтам мы верили

Верили мы поэтам, верили.

Сами себе отмерили

годы и расстояния,

душ больных раздевание.

И как бы поэтам ни верили,

мы совесть свою не измерили,

не вычислили линейкой:

сколько ещё километров

до невозвратности мыслей,

мыслей не очень чистых.

И чёрт знает, кому мы поверили!

Верили им мы и делали

не наши идеи в дела воплощая.

Поэты в книгах зависли, прощая.

И молча смотрят на это —

на то они и поэты.

Поэт-неизвестник

Её никто не узнает,

её не знает никто.

Нет, она не из рая,

она надевает пальто,

шапочку, белые бусы

и идёт в магазин,

чтобы сказать: «Как пусто!»

или «Пропадом пропади!»

Да, да и тут же исчезнет,

как будто и след простыл.

Она поэт-неизвестник,

ей белый свет не мил,

из которого слеплено чудо:

реки, озёра, моря.

Да что же это такое?

— Как пусто! — мои слова.

Каменные поэты

Поэты каменных веков.

Я не любила вас за это.

Поэты каменных веков —

политики, а не поэты!

Не муза сдохла. Нет, чиста

рука, стирающая чудо.

И рифма вроде бы проста.

Откуда ж ненависть, откуда?

Я на любви построю храм,

я Русь прославлю до Курил!

Но я ни строчки не отдам

на ваш полузаморский пир.

Поэты каменных веков

мне братьями всегда казались.

Поэты каменных веков

врагами стали. Отписались.

Я миф

Я легенда, я миф, я мечта!

Была на Земле, не была?

Не была, потому что земля

былью красною проросла,

байками, плясками, лебедой,

поговорками. Я сюда ни ногой!

Не буду никогда тут я,

потому что я не Марфута,

потому как я и не Маша.

Не Маша, а значит, не ваша.

Ведь много мне и не надо,

я миф и моя награда —

читающая планета!

А тут я иль меня нету —

никому не может быть дела.

Лови, поэма новая полетела!

Странности поэтов

Странные поэты бывают:

про Русь они забывают,

мужик к ним не ходит в гости,

и мы их уже не просим

быть к народу поближе,

потому что всё выше и выше

они над нами взлетают

и про народ забывают.

А мы им хлопать устали —

наверно, плохими стали.

Да ладно уж, средь поэтов

кто-то стар, кто-то устал,

кто-то слишком долго молчал.

Вот так мы на всё глаза и закрыли.

Нас за это в лучшую жизнь не пустили.

Не убить поэта

Не так-то просто убить поэта

за то, за это и за это.

Но он пытался, он старался.

Поэт писал, поэт зазнался.

А он, ломая свои руки,

рыдал от скуки:

— Зачем нескромному поэту

писать о том, о сём, об этом,

и сидя дома в тишине,

плевать на киллера в окне?

Не так-то просто убить поэта,

как оказалось, но об этом

расскажет только сам поэт.

Цветы к могиле? Это бред!

Я стихами лезу в драку

А стихов у нас, стихов!

В русской армии полков

столько не было, однако.

Я стихами лезу в драку,

я стихами погибаю,

со стихами воскресаю!

Не было у нас полков,

сколько писано стихов.

Не было у нас наград,

сколько строчек и тирад!

Мы, любимые поэты,

благодарны вам за это:

нас вам хочется читать

много больше, чем стрелять.

Стихи рисовались и пелись

Как-то быстро стихи слагались,

за ними мы не угнались.

Стихи рисовались и пели

лёжа в тихой постели,

и в автобусе шумном,

а на работе отдушиной

выплывали из-под пера.

Была б вечно я молода,

так вам бы совсем надоела,

вы б только моё и пели,

а допев, плюнули и растёрли.

А я листочек протёрла

и новую песню сложила,

если б вечно я жила!

Стихи о любви

— Напиши нам стихи о любви.

— Не умею,

я любовью совсем не болею,

а болею жизнью проклятой,

краем родным и хатой.

О любви я писать не умела,

в окно глядела, старела,

года считая: век, вечность.

Ах, о чем вы?

Сердечность, сердечность.

Не могу