Размером летун был с пассажирский омнибус, но из-за большого количества содержимого отсека двигателя, места там было немного: из приземлившегося летуна вышло всего пять человек: красноволосая женщина лет двадцати – двадцати-пяти, одетая в облегающую блузу, кожаные штаны и высокие сапоги, сжимающая в руках револьвер; три парня, облаченные в местные армейские мундиры, и еще один. Некто в длинном черном плаще с капюшоном, нетипичном ни для установившейся погоды, ни для мира Энова вообще. Разглядеть его лицо было невозможно: единственное, что можно было о нем сказать – его волосы белые, словно снег – спутанные космы свисали почти до пояса.

Трое в мундирах вытащили оружие, напоминающее штык-ножи и, переглянувшись, углубились в лес. Красноволосая и еще один застыли, не решаясь последовать их примеру.

Не промолвив ни слова, не обменявшись ни взглядом, они одновременно двинулись на восток. Лес порадовал их кочками, корягами и чавкающей грязью, но спутники будто не замечали этого. Они просто шли сквозь чащу, не обращая внимания ни на падающие на них сухие ветки, ни на препятствия в виде упавших деревьев или разросшегося подлеска.

Что-то неведомое вело их, и через пару четвертей часа они нашли то, что искали. Изломанные трупы. Молодой женщины и зверька с хвостом, украшенным кисточкой.

Красноволосая склонилась над изломанной и на всякий случай пощупала пульс. Конечно, его не было! Ее беловолосый спутник поднял зверка за хвост и с силой бросил прямо в ствол векового дуба. Послышался противный хруст.

– Они ушли… они опять удрали, Сокол! – лицо красноволосой скривилось в гримасе отчаяния.

Ее спутник подошел к дереву, вновь поднял зверька… и начал колотить им по стволу, превращая безжизненную тушку в кровавое месиво.

– Ты понимаешь, что это значит?

Шмяк… шмяк… чавк…

– Сокол! – ее голос, несмотря на отчаяние, звучал мелодично. Пожалуй, она могла бы петь в Опере, если бы хотела.

– Понимаю, Мышка, – голос еще одного, напротив, звучал скрежетом металла по стеклу. – Я все понимаю… мы пропали – вот, что это значит.

Хорошие мысли нужно превращать в действия.

Андрэ Нортон. "Неизвестный фактор"

Нити Паутины междумирья сверкали, словно покрытые бриллиантовой крошкой, переливаясь всеми цветами радуги. Некоторые нити были ослепительными, некоторые – более тусклыми, но общая картина всегда завораживала. Мышка, возвращаясь с рейдов, всегда любила замереть на несколько минут, любуясь этим великолепием, но только не сегодня. Потому что, судя по всему, сегодня ее уволят. А досрочное увольнение из Патруля – это страшно. Это лишение всех лицензий (как минимум на убийство и перемещения между мирами), никакой пенсии, и самое ужасное – удаление из памяти всех событий, которые связаны с Патрулем.

Сокол шагал с ней плечом к плечу, и смотреть на него было откровенно страшно: белые волосы спутаны, на губах играет злая улыбка, а глаза, которые по прибытию в междумирье он больше не скрывал, внушали некоторый страх даже привычной к его облику Мышке. Покрытые многочисленными мелкими шрамами, напоминающими прожилки вен, веки и отсутствие зрачков заставляли многих подумать, что Сокол – слепец, но это было совсем не так. Лучшего зрения, чем у этого человека, еще надо было поискать. Сокол мог разглядеть пылинку на плече мундира Первого, увидеть отблеск объектива винтовки на расстоянии трехсот метров и различить черты лица человека, идущего по улице, стоя на крыше двадцатиэтажки.

Шептались, что глаза Сокола стали такими после того, как он попал в плен к эльфирцам – жуткой расе паукообразных существ в мире Ширано. Шептались, что у Сокола нет сердца, и он не в силах испытывать нежность или привязанность. Шептались, что под его вечными черными одеяниями скрываются еще более жуткие шрамы.

Мышка, проработавшая с Соколом в паре полтора века, знала, что все это неправда. Хотя, насчет шрамов она была не уверена – никогда не видела напарника без одежды.

Они шли по Радужному Мосту – одному из ответвлений Паутины, ведущему из Черной Комнаты к базе Патруля, в угрюмом молчании – говорить было не о чем, да и не имело смысла сотрясать воздух тогда, когда все было ясно без слов: в этот раз они попали по полной. Два штурмовых отряда для подкрепления и полный провал. Снова. Сорок второй по счету.

Последнее дело оказалось с большим подвохом.

Мышка почувствовала злость. Это ведь Первый во всем виноват! Ведь изначально это дело было поручено другим людям: Горе и Цапле – самой «веселой» парочке патрульных, предпочитающих клиентов развоплощать, а не отправлять обратно в родной мир. Вот «эти» и предпочитали покончить с жизнью, едва увидев Патруль, не зная, что именно Мышка и Сокол – их единственная надежда вернуться домой.

А то, что «эти» хотят вернуться у Мышки сомнений не было.

«Эти» – было единственным приличным словом, которое приходило в голову Мышке, когда она думала о фигурантах ее последнего дела, растянувшегося почти на сотню лет. Попаданцы поневоле – таких полно, но отнюдь не каждого при этом еще и проклинают. И вместо того, чтобы обратиться к тем, кто может им помочь, «эти» предпочитали сдохнуть и перевоплотиться в новом мире. Не будь «эти» такими упрямыми – Мышка и Сокол давно бы уже были на пенсии, почив на лаврах.

Именно что почив, потому как уход из Патруля предполагал освобождение от бессмертия. И Мышка уже давно мечтала избавиться от вечной молодости – ей было будто тесно в своем теле. Иногда, в те минуты, когда на нее накатывала безмятежность, она шутила, что частые головные боли у нее от того, что ее мозг стал слишком большим и черепная коробка молоденькой девушки его больше не вмещает. Сокол лишь грустно улыбался и ничего на это не отвечал, но Мышка была абсолютно уверена, что он тоже устал от бессмертия. Патруль – это отказ от жизни, и, как выяснилось, вечная молодость при этом не сильно радует.

По правилам Патруля перед уходом на пенсию все порученные дела должны быть закрыты. Дело «этих» растянулось для Мышки и Сокола на девяносто лет. И все еще было не завершено.

Радужный Мост кончился, и перед Мышкой и Соколом предстала стеклянная гладь Патрульного Острова – сверкающие самоцветы зеленых кустарников, кроваво-красные розы многочисленных цветников и сверкающая бриллиантами дорожка, ведущая к скучному серому шестиэтажному зданию – базе Патруля, единственным украшением которого был покрытый зеленоватым налетом колокольчик над обшарпанной деревянной дверью. Провалы окон зияли чернотой, заставив Мышку поежиться в ожидании неминуемой взбучки от Первого.

– Не отставай, – проскрипел Сокол, первым ступая на искристую тропу, сотканную из бликов света. – Все равно выволочки не миновать.

Мышка шмыгнула носом, повела головой, бросив взгляд на Веселый Остров, паривший вдалеке, и потопала следом за напарником. Он прав: быстрее получат тумаков, быстрее оправятся. И вновь примутся за работу… опять надо вычислить в сотнях миров Паутины «этих», создать портал и… нет, если они провалятся в сорок третий раз это будет уже не смешно!