Он протёр монету — маленькую, хоть и золотую — и достал свой пустой кошелёк. Уронил тонкий металлический диск в голодный кожаный рот и услышал одинокое звяканье. Затем вздохнул, спрятал кошелёк. Теперь разбойникам снова есть чем поживиться. Появилась причина опасаться. Он вышел на дорогу и задумался о своей новой ноше. Почти не ощутимой. Почти. Золото. Искушение для слабых, утомительная обуза для мудрых… чем оно было для того здоровенного волоокого знаменосца с неомрачённым раздумьями челом, смущённого своей случайной щедростью?

Кэсерил окинул взглядом однообразный пейзаж. Ни деревьев, ни других укрытий было не видать, только редкие кусты, голые ветви которых казались на солнце серыми, росли по берегам протекавшей неподалёку речушки. Единственным более или менее пригодным убежищем была заброшенная ветряная мельница, стоявшая на холме слева от дороги. Крыша её провалилась, крылья сломались и сгнили. Но… хоть что-то.

Кэсерил свернул налево и начал взбираться на холм. Не холм — пригорок по сравнению с теми горами, что он преодолел неделю назад. Подъём, однако, отнимал последние силы, и Кэсерил чуть не повернул обратно. Ветер здесь задувал сильнее, толкал в грудь, свистел над землёй, вороша серебристо-соломенные пучки высохшей прошлогодней травы. Кэсерил укрылся от жестокого ветра внутри мельницы и, держась за стену, с трудом поднялся по шаткой скрипучей лестнице наверх. Выглянув в окошко, он увидел внизу на дороге скачущего обратно всадника. Не гвардеец — кто-то из слуг. В одной руке он сжимал поводья, а в другой держал здоровенную дубину. Хозяин послал, дабы вытрясти из бродяги нечаянно утраченный золотой? Всадник скрылся из виду, но через несколько минут появился снова, явно пребывая в недоумении. Он остановился у грязного ручейка и привстал на стременах, оглядывая пустынные окрестности. Затем, разочарованно покачав головой, пришпорил коня и ускакал вслед за отрядом.

Кэсерил вдруг заметил, что смеётся. Было так странно и непривычно, что плечи его сотрясаются не от холода, не от жалящих ударов плетью, не от страха. И не менее странным было ощущение в душе пустоты, отсутствия… чего? Разрушительной зависти? Страстей? Желаний? Он не хотел больше следовать за солдатами, он не хотел вести их за собой. Не хотел быть их частью. Он смотрел теперь на все эти шествия и парады, как смотрят на глупые скоморошьи игрища на рыночной площади.

«Боги, как же я устал! И голоден».

До Валенды осталось ещё с четверть дня пути, а там он сможет разменять у ростовщика свой золотой реал на более ходовые медные вайды. Сегодня ночью, с благословения леди, он будет спать на постоялом дворе, а не в сарае. Купит себе горячей еды, побреется, примет ванну…

Кэсерил отвернулся от окна, и когда глаза привыкли к царившему вокруг полумраку, он вдруг увидел, что внизу, на каменном полу, лежит человек. От ужаса у него перехватило дыхание, но почти сразу же он понял, что живой человек не может лежать в столь неестественной позе. А мертвецов Кэсерил не боялся. Ни мертвецов, ни причины их смерти, какой бы она ни была. Да…

Кэсерил спустился. Хотя тело лежало неподвижно, он выковырял из пола, прежде чем приблизиться, расшатанный камень и зажал его в руке. Мертвец оказался полным мужчиной средних лет, судя по седине в аккуратно подстриженной бороде. Лицо побагровевшее и вздутое. Задушен? Но на шее не видно никаких следов. Одежда простая, но очень изящная. Хотя и слегка не по размеру — маловата. Коричневая шерстяная мантия и чёрный длинный плащ с прорезями для рук, окантованный серебристым шнуром, могли принадлежать богатому купцу или младшему лорду, приверженцу строгого стиля. Или честолюбивому учёному. Но в любом случае не фермеру, не крестьянину. И не солдату. Кисти рук лиловато-жёлтого оттенка, тоже опухшие, без мозолей и — тут он посмотрел на собственную левую руку, два пальца которой с отсутствующими концевыми фалангами свидетельствовали о проигранном споре с захлестнувшим их когда-то тросом — без повреждений.

На мужчине не было никаких украшений: ни цепочек, ни колец, ни медальонов, хотя одет он был богато. Может, до Кэсерила здесь успел побывать какой-нибудь любитель поживиться?

Кэсерил стиснул зубы и, с трудом преодолевая боль во всём теле, наклонился над трупом. Одежда была вовсе не мала, просто тело тоже невероятно раздулось, как лицо и руки. На такой стадии разложения зловоние должно было бы затопить всю мельницу и ударить Кэсерилу в ноздри, когда он только просунул голову в дверь. Но вони не было. Только едва уловимый запах мускуса, дыма свечей и пота.

Первой мыслью Кэсерила было, что беднягу убили и ограбили на дороге, а затем притащили сюда, но её пришлось отбросить, ибо, осмотревшись, он заметил на полу вокруг тела пять восковых пятен от сгоревших до основания свечей — красного, синего, зелёного, чёрного и белого цветов. А ещё — разбросанные травы и пепел. Тёмная бесформенная горка перьев оказалась дохлым вороном со свёрнутой головой, а чуть поодаль он обнаружил трупик крысы — её маленькая шейка была перерезана. Крыса и ворон, принесённые в жертву Бастарду, богу несвоевременных катастроф и бедствий: торнадо, землетрясений, ливней, наводнений, а также убийств…

«Хотел ублажить богов, а?»

Глупец, похоже, пытался практиковать смертельную магию и заплатил обычную для этого цену. Один?

Ни к чему не прикасаясь, Кэсерил поднялся на ноги и обошёл зловещую мельницу изнутри и снаружи. Ни узлов, ни плаща и никаких других вещей, сложенных где-нибудь в углу, он не нашёл. У противоположной от дороги стены, судя по следам и ещё влажному навозу, совсем недавно была привязана лошадь — или лошади.

Кэсерил вздохнул. Это, конечно, не его дело, но бросить покойника, не оказав ему прощальных почестей, было бы нехорошо. Только боги знают, сколько ему придётся здесь пролежать, пока тело не обнаружит кто-нибудь ещё. Это явно был достойный человек — сразу видно. Не бездомный бродяга, чьего исчезновения никто не заметит. Кэсерил поборол соблазн потихоньку спуститься на дорогу и продолжить путь, словно он никогда не находил никакого трупа. Вместо этого он направился по тропинке от задней стены мельницы туда, где наверняка должны были находиться ферма и люди. Не пройдя и нескольких минут, он увидел шедшего навстречу крестьянина с ослом в поводу, нагруженным дровами и хворостом. Крестьянин остановился и с подозрением уставился на Кэсерила.

— Леди Весны да благословит ваше утро, сэр, — вежливо поздоровался Кэсерил. Какой ему вред от того, что он назовёт крестьянина «сэром»? Во время своего ужасного рабства на галерах он вынужден был пресмыкаться перед неизмеримо более низкими людьми.

Фермер, рассмотрев бродягу, вяло взмахнул рукой в ответном приветствии и пробормотал, глотая буквы:

— Блааслови тя леди.

— Ты живёшь здесь неподалёку? — спросил Кэсерил.

— Ага, — ответил крестьянин. Он был средних лет, упитанный, в простой, но добротной одежде. И ступал по земле уверенно, как её хозяин, хотя, может, и не являлся им.

— А я вот… — Кэсерил указал на тропинку у себя за спиной, — сошёл с дороги, хотел укрыться и передохнуть немного в той мельнице, — он не стал вдаваться в детали и объяснять, почему это ему поутру вдруг понадобилось искать укрытие, — и нашёл мертвеца.