Она смерила меня тяжёлым взглядом. И, по-моему, глаза у неё стали почти квадратными.

— Вы только что совершили преступление против родного языка! Наречия, которое вы употребили, не существует! Что ж, раз по средам вы остаётесь со мной, предлагаю ответить так: «Я думаю, в среду днём всё-таки придётся поработать».

Тут-то я и понял, что она ненавидит меня лютой ненавистью. Потому что у неё стало такое мрачное лицо, словно солнце закатилось и не появится на горизонте до июня.

Возможно, моё лицо тоже изрядно помрачнело. Во всяком случае, чувствовал я себя прескверно — точно меня вот-вот вырвет. Ну, знаете, когда разом и озноб бьёт, и пот прошибает, а в животе революция. Помню, я тогда подумал, что зря всё-таки мама дала мне на завтрак омлет с ветчиной, сыром и брокколи. Тоже мне праздник! Начало учебного года. Лучше бы я съел хлопья. С ними если уж вырвет, то полегче, не такой зелёно-жёлтой гадостью.

Что чувствовала миссис Бейкер, я не знаю. Может, её тоже затошнило, но она этого не показывала. Она снова заглянула в список.

— Даниел Запфер, — произнесла она и, увидев поднятую руку Данни, одобрительно кивнула.

Но потом, прежде чем назвать следующую фамилию, она снова посмотрела на меня. И, клянусь, глаза у неё были квадратные.

— Мей-Тай Йонг.

Отыскав в классе руку Мей-Тай, она кивнула. И опять посмотрела на меня.

— Мирил-Ли Ковальски.

И снова, едва взглянув на руку Мирил, учительница посмотрела на меня.

И так — каждый раз, после каждой фамилии. Прямо испепеляла меня взглядом. Ух, как она меня ненавидит!

* * *

В тот день я брёл из школы очень медленно. Дорогу до Идеального дома я знаю наизусть и всегда могу не глядя сказать, что уже дошел, потому что тротуар под ногами становится совсем другим. Бетонные плитки вычищенные, без единого пятнышка, без единой трещинки. И точно такими же чистейшими плитками выложена дорожка, которая ведёт от улицы к нашему крыльцу. А вдоль дорожки высажены кусты азалии, все одной высоты и по цвету подобраны: розовые чередуются с белыми. Дорожка и азалии приводят к идеальному крыльцу — с тремя ступеньками, как у всех домов в округе. Поднимаешься и попадаешь в идеальный двухэтажный дом, выстроенный в так называемом колониальном стиле: на первом этаже с каждой стороны по два больших окна, а на втором — мансардные окна на скошенной крыше. У нас в квартале все дома такие, но наш выглядит опрятнее, потому что отец раз в два года вызывает маляров. Они возвращают дому первозданную белизну и заново красят чёрной краской металлические ставни, приделанные для красоты. Внешняя сетчатая дверь, которая не пускает в дом мошкару, тоже металлическая, но некрашеная, серовато-алюминиевая. Естественно, она никогда-никогда не скрипит.

Войдя в дом, я бросил сумку с учебниками на нижнюю ступеньку лестницы и крикнул:

— Мам? Ты тут?

Пора бы перекусить. Например, съесть кексик «твинки» с ванильной начинкой и запить шоколадным молоком, в котором шоколада больше, чем молока. Но одним «твинки» не наешься, надо парочку. От сладкого мозги лучше работают. Вот наемся и подумаю, как прожить с этой миссис Бейкер и её ненавистью до конца учебного года, целых девять месяцев. А ничего не придумаю — значит, ничего не поделаешь, такая судьба.

— Мам? — снова позвал я.

Мимо гостиной я прошёл, даже не заглядывая, поскольку на диванах и креслах, обтянутых плотным тугим полиэтиленом, никто никогда не сидит. Тут всё точно в магазине. На продажу. Ковёр буквально стерильный, словно на него не ступала нога человека. Впрочем, так оно и есть. И на новёхоньком рояле, что стоит у окна, никто никогда не играл. У нас в доме никто не умеет. Но случись кому сюда зайти, потыкать пальцем в клавиши, понюхать искусственные тропические цветы, поправить галстук перед сверкающим зеркалом, он был бы потрясён. Непременно. Ведь жизнь архитектора Вудвуда из компании «Вудвуд и партнёры» — само совершенство.

Мама оказалась на кухне. Она там поспешно выгоняла в распахнутое окно остатки дыма и прятала только что потушенную сигарету: подразумевалось, будто я и знать не знаю, что она курит. А если знаю, то делаю вид, что не знаю, И уж, конечно, никогда, ни при каких обстоятельствах я не должен упоминать об этом при отце.

И тут меня осенило. Ещё прежде, чем я съел «твинки».

Мне нужны союзники! Иначе война с миссис Бейкер проиграна. Без вариантов.

— Как первый день прошёл? — спросила мама.

— Мам, — доверительно сказал я, — миссис Бейкер меня ненавидит.

— Не за что миссис Бейкер тебя ненавидеть. — Мама закрыла окно.

— Ненавидит, и всё тут.

— Она же тебя совсем не знает.

— Ну, бывает ведь любовь с первого взгляда. Значит, и ненависть тоже. Тут долгие разговоры и рассуждения не нужны. Посмотрел один раз — и всё. Кранты. С миссис Бейкер именно такой случай.

— Я уверена, что миссис Бейкер — замечательный человек. И ненавидеть тебя у неё нет никаких причин.

Ну откуда, откуда у всех родителей такие представления о жизни? Словно с рождением первого ребёнка у них в организме просыпается какой-то ген и они начинают изрекать одни прописные истины. А тебя даже не слушают, вроде как ты на иностранном языке говоришь. Твои слова срабатывают только как спусковой механизм: раз — и заезженная пластинка закрутилась опять.

Что ж, наверно, на то они и родители.

* * *

Но союзник-то мне нужен! Поэтому сразу после ужина я отправился вниз, в подвал. Там у нас стоит телевизор, и отец проводит все вечера перед экраном.

— Пап, миссис Бейкер меня ненавидит.

— Ты что, подождать не можешь? Я смотрю Уолтера Кронкайта!

Мы вместе досмотрели репортаж Кронкайта о новых жертвах во Вьетнаме, о расширении воздушных операций и о том, что туда послали ещё две бригады сто первой воздушно-десантной дивизии.

Наконец началась реклама.

— Пап, миссис Бейкер меня ненавидит.

— Что натворил?

— Ничего. Она меня просто так ненавидит.

— Один человек может ненавидеть другого, но за дело. Поэтому возвращаюсь к первому вопросу. Что ты натворил?

— Ничего.

— Речь ведь о Бетти Бейкер, да? Она тебя учит?

— Наверно. Миссис Бейкер.

— Так-так. Бетти Бейкер из семьи Бейкеров.

Ну вот, отец тоже включил пластинку. У каждого родителя она своя, но ребёнка они не слышат. Хоть ты тресни.

— Наверняка, — подтвердил я. — Из семьи Бейкеров.