– Ты прости, Лев-Саныч, но ты иногда черт знает, что такое говоришь! – Савва стал на глазах багроветь и звука в голосе еще прибавил. – Купить фамилию! Род мой, значит, продать, а буковки на вывеску – купить. Да еще мой прадед, Степан Мимозов, Нижний посад вместе с Бетанкуром после пожара отстраивал. За что удостоен был его личной благодарности и дворянского звания! А дед мой…

– Ну, тихо, тихо, Савва, ну, не прав я! Прости дурака! Не бушуй, выпей-ка с нами кофейку лучше, – и Лев Александрович соорудил приглашающий жест, в сторону колышущихся портьер. Официант подлетел мигом. – Любезный, давай нам погорячей сделай. И, может, поедим чего, господа?

– А мне, голубчик, принеси коньячку с николашечкой. Э-эээ… Самую малость! – гудел Мимозов. – А то у вас тут на ветерке, прямо, до костей пронизало меня. А обедать я вас, господа, в Пароходство приглашаю, у меня там сегодня попечители соберутся, да это не надолго… А часика в три и отобедаем. Нет, Левушка, не все купить можно, – отпустив расторопного официанта, уже как бы и с сожалением продолжил быстро остывающий Савва, – Вот Мерцалов-то мне свою пальму не дает. Ни за какие посулы не дает! «Концепция» у них, говорит… Какая концепция? Пальма она и есть пальма, даром только, что железная! А красиво же, видать, будет!

– Не железная, Савва, а стальная, – поправил его Борцов. – Ты-то какое отношение к рельсовому производству имеешь? Правильно тебе Алексей Иванович про концепцию объяснил, а ты всё выдернуть норовишь, что понравится. Поверхностно глядишь, без смысла. «Красиво». Суть-то в другом.

– Цыц мне тут! Учить меня еще будешь! – хлопнул ладонью по столу Савва. – Никакого уважения, распустил я тебя, Левка, до непозволительности! Я ж тебя насколько старше, а ты вот целый день меня перебиваешь, договорить не даешь! Про деда не дал досказать! Про переделку не дал досказать! Да и не про павильон я хотел говорить, а про московский дом вовсе речь шла… Ты ж у нас не только архитектор великий, но и декоратор от Бога! А-ааа… То-то вот… Ты бы не взялся, Левушка, угловой кабинет обратно в детскую переделать? Там светло, там окошечки… У меня, понимаете ли, господа, э-ээээ… ФевронияКиприяновна-то моя снова вроде… того…

– Ах, молодца! Неугомонные вы, Савва! Поздравляю. В какой колер будем оформлять?

– Эх, Левушка! Хотелось бы в небесный конечно, да грех загадывать. Как Бог решит, а нам и так, и так хорошо. Э-эээ… – Савва заглядывал другу в глаза. – А ты можешь тоже так сделать, чтобы и так, и так пришлось?

У четы Мимозовых было пять дочек. Младшей из них шел нынче уже седьмой годок. Папаша надышаться на своих девочек не мог, но все знали, как в глубине души Савве хотелось наследника. И вот, немолодым уже родителям, выпадал еще один счастливый, но, быть может и последний шанс.

– Не надоело Вам, Савва Борисович, между двумя городами разрываться? Перевозили бы сюда семейство, сами ж говорите – здесь корни Ваши, вотчина, – подал голос Шульц.

– Да нет, поздно уж, Антон Николаевич, – задумавшись, было, отвечал Савва. – У меня в Москве, как это говорится… Э-эээ… Гнездо! Да моя сюда и не поедет, не любит она наш город, «суета» говорит, «торгаши»… Да и столицу не жалует, все норовит побыстрее домой… Там покойно, чинно… А вот как тебе, Левушка, удастся из Нижнего вырваться? Ведь выставка-то до глубокой осени пробудет, а у тебя еще и ярмарочные все дела…

– Да полно, Савва! Я твой дом столько раз переделывал – как облупленный каждый аршин знаю, – Лев Александрович рассуждал, наблюдая, как Мимозов неторопливо опрокинул в себя рюмку коньяку и теперь, смакуя, выбирает с блюдца тонкий кружок лимона, густо посыпанный кофейным порошком и сахарным песком, готовясь отправить оный вослед за ней. – Да и старые планы у меня в делах где-нибудь отыщутся… Мы все прямо здесь – нарисуем, согласуем, ткани закажем по каталогам. С мебелью вон Антоша подскажет. А самой работы-то там на недельку. Пока твои на даче будут, все успеем. К августу-то я точно здесь управлюсь. До августа-то время ждет?

– Ждет, голубчик, ждет. А, может, и пораньше вырвемся? Вместе, а? Если на недельку-то всего? У меня ж теперь вагон свой, прицепной, все как дома там… С комфортом поедем! Подумай. Ну что, двинемся, господа?

На ходу пронизывающий речной ветер стал еще более отчетливым, но приятели упрямо продолжали променад.

– А как ваше семейство, Антон Николаевич, поживает? – поинтересовался Савва Борисович, не без умысла продолжая патриархальную тему.

– Да вроде, всё «слава Богу», благодарю! У Катюши на днях третий зубик прорезался.

– Согласитесь, батенька, что семейные заботы меняют отношение мужчины к жизни. Не только ответственность вырастает, но и сил как будто прибавляется? – Савва шел посередине и оглядывал своих спутников попеременно. – Вот я Вас лет пять назад помню – такой же, прости господи, свистун были как Лев-Саныч нынче. А сейчас любо-дорого посмотреть, и глаза светятся, как про дочку рассказываете.

– Не могу спорить! Радость великая, – отвечал Шульц. – Отношение – не скажу, не задумывался, но вот осмысленности точно прибавилось, хотя и не все так гладко… Да я ж не просто так Вас допытывал, Савва Борисович, я ж сам между Нижним и Москвой болтаюсь. Семья-то у меня тут, а фабрика и все производства у батюшки, в Москве. Вот думаем о расширении, возможно к осени филиал здесь откроем.

– Вот-вот! Я и говорю, что дети – они все в этой жизни вперед двигают. А, Лева?

– Агитируйте, агитируйте! – ухмылялся Борцов. – Я – кремень.

– Я к тому веду, Лева, что, может, ты мне компанию составишь? Антону Николаевичу не предлагаю, он человек семейный, – лишь сейчас вспомнил о чем-то Мимозов. – Мне нынче в Пароходство попечители приглашения на две персоны доставят. В Мариинском Институте благородных девиц выпускной бал намечается. Ты же танцуешь, Левушка?

– Савва! А уж к девицам-то, каким ветром тебя прибило?! – Лева даже всплеснул руками и сделал несколько шагов задом-на-перед, глядя на Мимозова.

– Левушка, так я ж в Попечительский совет вхожу, а в этом году мы еще и по линии Выставки пересекались – Институт-то тоже в своем павильоне участие принимает. Весь город живет этой Выставкой!

У Мариинского Института благородных девиц уже был опыт участия в выставках, и опыт удачный – медаль и диплом три года назад на Всемирной Колумбовой выставке в Чикаго. А буквально через месяц и родной Нижний Новгород должен был присоединиться к веренице «выставочных» российских городов и пополнить список, состоящий из Москвы, Санкт-Петербурга и Варшавы. Когда-то проведение подобных выставок было регулярным, но потом страна погрузилась в бурное развитие капитализма и достижения свои показывать стала реже, но зато каждый раз всё с большим размахом. И вот в условиях, когда надо было осваивать новые рынки, возвращать европейский интерес к «русскому хлебу», стимулировать появление новых товаров и внедрять современные технологии, необходимость подобной демонстрации назрела. По высочайшему повелению государя Александра III было выбрано место для проведения XVI Всероссийской промышленной и художественной выставки и приуроченного к ней Промышленного съезда. Новый император, Николай II, это начинание поддержал финансово, и всего за пару лет город преобразился на глазах. Огромный выставочный городок примкнул к Нижегородской ярмарке, был пущен первый электрический трамвай, а верхнюю и нижнюю части города связали фуникулеры, которые жители города стали называть «элеваторами».