Вот Кошка и говорит:

– Надо бы на зиму припасы сделать, не то голодать будем. Ты, малютка Мышка, лучше зимой дома сиди. Не ровён час, ещё в мышеловку попадёшься.

Совет мудрый, тут и возразить нечего; поэтому купили Кошка с Мышкой горшочек топлёного сала. Долго думали они, где хранить припас, и наконец Кошка предложила:

– Более надёжного места, чем церковь, нам не найти. Никому и в голову не придёт, что в церкви топлёное сало хранится. Спрячем горшочек в уголочек и не притронемся к нему, пока зима все остальные наши запасы не приберёт.

Сказано – сделано. Спрятан горшочек надёжно, и до зимы ещё далеко, да только Кошка сна и покоя лишилась: всё ей топлёное сало мерещится. Однажды не выдержала Кошка и говорит Мышке:

– Вот что, малютка Мышка. Родился у моей двоюродной сестрицы сыночек, сам беленький, пятнышки рыженькие. Просит меня сестрица быть крёстной матерью. Пойду я на крестины, а ты тут одна по хозяйству управляйся.

– Конечно, ступай, – отвечала Мышка. – А когда станут тебя угощать, вспомни обо мне. Я бы не отказалась от капельки крестильного вина.

Как вы догадались, Кошка лгала. Не было у неё никакой двоюродной сестрицы, никто не просил её крестить котят. Направилась Кошка прямёхонько в церковь, в тот самый уголочек, где хранился горшочек с топлёным салом. Лизнула Кошка разок, лизнула другой, да и слизала всю верхушечку. Довольная, прогулялась она по городским крышам, подремала на солнышке, проснулась, потянулась, облизнулась, про сало вспомнив, и с наступлением вечера пошла домой.

– Долго же тебя не было! – сказала Мышка. – Не иначе, крестины удались?

– Ещё как удались, – кивнула Кошка.

– А как назвали котёночка?

– Начинелем назвали, – сухо ответила Кошка.

– Начинель? – удивилась Мышка. – Вот странное имя. Так твой дедушка звался, или, может, прадедушка?

– Имя самое обычное, – рассердилась Кошка. – Твоего крестника зовут Зерножорж, и ничего. Имя Начинель нисколько не хуже.

На этом разговор был окончен. А вскоре Кошка снова почувствовала непреодолимое желание поесть топлёного сала.

– Вот что, малютка Мышка, – сказала она ласково, – побудь-ка ты снова за хозяйку, а я на крестины пойду. Племянница у меня родилась, сама серенькая, а на шейке белый воротничок. Сама понимаешь – не могу я отказаться крестить такую лапочку.

Простодушная Мышка снова поверила Кошке, а та шмыгнула в церковь и как следует приложилась к горшку с топлёным салом.

– То́ всего вкуснее, что в одиночку ешь, – сказала Кошка сама себе, когда горшок был опустошён наполовину.

Дома Мышка спросила:

– Как твою крестницу нарекли?

– Половинеттой.

– Половинетта! – воскликнула Мышка. – Никогда такого имени не слыхала. Половинетта! Пожалуй, его и в календаре-то нет.

Кошка ничего не ответила. Мысль о топлёном сале не давала ей покоя. Вот что значит войти во вкус!

Очень скоро Кошка снова засобиралась прочь из дому и с такой речью обратилась к Мышке:

– Не зря говорят, что три – волшебное число. Представь, Мышка, в третий раз зовут меня на крестины! Малышка вся чёрненькая, ни единой светлой шерстиночки, а лапки у неё беленькие. Такие котята раз в два года рождаются. Не могу отказать счастливым родителям. Отпусти меня, а сама за хозяйку побудь.

На этот раз Мышка колебалась.

– Всё-таки странные имена у твоих крестников! Начинель, Половинетта… Что-то мне в них подозрительное слышится. Никак не соображу, что они означают.

– Это потому, что шкурка у тебя серая и хвост слишком длинный. Сидишь дома, сложивши лапки, вот мысли всякие и лезут в голову. Занялась бы лучше делом.

Выбранила Кошка Мышку и ушла. Мышка затеяла уборку, всюду чистоту навела. Кошка тем временем тоже наводила чистоту – в горшочке с топлёным салом. Вылизав всё до капли, она удовлетворённо вздохнула и сказала сама себе:

– Ну вот, теперь не будут меня мысли о сале тревожить.

Домой Кошка вернулась сытая и довольная.

– Как малышку назвали? – поинтересовалась Мышка.

– Уж это имя тебе точно по вкусу придётся, – облизнулась Кошка. – Мою третью крестницу зовут Дочистиной.

– Дочистина! – повторила Мышка. – Впервые такое имя слышу! Дочистина! Что бы это могло означать?

Мышка долго качала головой, но так ни о чём и не догадалась. Свернулась она клубочком и заснула.

Больше никто не звал Кошку на крестины. Время шло, наступила зима. Туго стало с едой, и вспомнила Мышка про горшочек топлёного сала.

– Киса, Киса, пойдём в церковь! Пора нам за сало приняться! Воображаю, каково оно на вкус!

– Тут и воображать нечего, – буркнула Кошка. – Высунь язык на мороз – то же самое почувствуешь.

Пошли они вместе в церковь. Горшочек по-прежнему стоял в уголочке, да только сала-то в нём и не было!

– Ах! – воскликнула Мышка. – Наконец я всё поняла! Вовсе ты мне не подруга! Ты говорила, что на крестины ходишь, а сама к салу прикладывалась! Вот откуда эти имена: Начинель, Половинетта, а потом и…

– Замолчи! – прошипела Кошка. – Не то я и тебя съем!

Но третье имя уже плясало у Мышки на язычке.

– Дочистина! – пискнула она.

Едва это слово сорвалось с Мышкиного язычка, Кошка прыгнула на неё, схватила, да и проглотила целиком!

Что поделаешь – так уж мир устроен[4].

Охотился один король в большом лесу и так увлёкся, что свита за ним не поспевала. В азарте охоты не заметил король, как стемнело. Стал оглядываться – не узнаёт местности! Направил он коня в одну сторону – в непролазные заросли упёрся конь. Направил в другую – там овраги широкие да глубокие. Понял тогда король, что самому ему из лесу не выбраться. И тут, откуда ни возьмись, появилась перед ним женщина. Сгорбленная вся, трясла она головой от старости. Конечно, то была колдунья.

– Добрая женщина, – обратился к ней король, – пожалуйста, выведи меня из лесу. Получишь за это щедрую награду.

– Отчего же не вывести? Выведу я ваше величество, только с одним условием. Соглашайтесь, не то с голоду здесь помрёте, – отвечала колдунья.