Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Следы взлома квартиры имелись?
– Нет, насколько мне известно. Учтите, что я все знаю только со слов его племянника.
– Учту. А следы борьбы в квартире?
– Тоже нет.
– Следы насилия на теле?
– Очень сложно сказать, учитывая состояние трупа. Если и были, то исчезли. Аутопсия проводилась стандартно, а в милиции палец о палец не ударили для осмотра места происшествия. Все ограничилось приходом участкового и отправкой тела в морг. Если бы экспертиза показала, что это убийство, то следствие бы начали, конечно. Но экспертиза не показала. А милицию это очень устроило, как я понимаю.
Надо признать, что понимала она верно. Алексей Кисанов сам много лет проработал на Петровке, да и теперь связь с коллегами не потерял. Потому и хорошо представлял, что убийство крупной шишки чревато для милиции постоянным намыливанием шеи со стороны начальства и неприятным зудом в другом месте, через которое обычно влезают журналисты. Куда радостнее списать смерть на естественные причины…
– В квартире ничего не пропало?
– По словам племянника, нет.
– Вам известно, в каком положении он нашел тело?
– Как если бы человек упал, не дойдя до кровати.
– И вы при всем при этом подозреваете убийство? – спросил он женщину в бирюзовом костюме, которая до сих пор ему не представилась.
– Он был болен диабетом. Вам известно, что это такое?
– В самых общих чертах. Уколы с инсулином.
– Смотря какой диабет. Уколы обязательно делаются при диабете первого типа. Он возникает у людей достаточно рано, иногда в детстве, и чаще всего объясняется генетической предрасположенностью. Диабетом второго типа заболевают обычно после сорока. При нем больные могут лечиться таблетками, хотя со временем тоже переходят на уколы. Но у него был диабет первого типа. То есть он должен был постоянно делать уколы с инсулином. Думаю, что подробней вам не надо.
– Пока нет, – согласился детектив.
Женщина одобрительно кивнула, и Алексей Кисанов подумал, что она наверняка преподает: так кивают студентам на экзамене, пока они не несут чушь.
– Я подозреваю диабетическую кому.
Алексей посмотрел на нее повнимательнее. Черты ее лица вполне приятны, но выражение сухой строгости делает его неженственным. Оно напоминало запертую на замок дверь, открывавшуюся трудно, редко и со скрипом.
– Я не медик, – напомнил он. – Вам придется мне объяснить.
– В двух словах. У больного диабетом очень строгая зависимость от приема пищи и уколов с инсулином. Все должно быть точно дозировано и принято четко по расписанию. Если нарушить этот порядок, то может случиться гипергликемия или гипогликемия. То есть избыток глюкозы в крови или ее недостаток.
– Это смертельно?
– Нет, если сразу принять меры. И все диабетики прекрасно знают, что делать в таких случаях. Кроме того, они имеют при себе глюкометры, которые…
– Как вы сказали? Глюко-метры?
– Именно, – она поджала губы. – Это не для того, чтобы измерять «глюки». Это для измерения глюкозы.
– Извините.
– …которые показывают точный уровень сахара в крови. Сахар – это и есть глюкоза.
Детектив кивнул: мол, я в курсе, еще в школе проходил… Но почувствовал раздражение от ее менторского тона.
– Вы преподаете? – спросил он.
– Да. Я профессор, доктор медицинских наук. Это имеет отношение к делу?
– Имеет. Мне не нравится ваш тон. Я не студент.
Она удивленно уставилась на него. И вдруг улыбнулась.
– Вы правы. Я знаю за собой этот недостаток…
Атмосфера словно разрядилась с ее улыбкой. Детектив и посетительница обменялись потеплевшими взглядами.
– Вы остановились на глюкометрах…
– Они значения не имеют. Важно другое: диабетик не только сам прекрасно распознает неполадки в организме, но и может их с точностью диагностировать при помощи глюкометра и разных других тестов. После чего он принимает срочные меры. Либо выпьет сладкий сок, либо добавит порцию инсулина.
– Сладкий – чтобы повысить сахар, а инсулин – чтобы понизить?
– Верно. Вы способный студент, – улыбнулась она.
«Странно, – озадачился детектив, – когда она улыбается, ей начинает идти бирюзовый цвет!»
– Как вас зовут?
– Ляля. Елена то есть.
Имени «Ляля» бирюзовый цвет шел еще больше. Но детектив фамильярничать не стал и выбрал строгое «Елена».
– Иными словами, Елена, вы подозреваете, что кто-то мог помешать ему принять необходимые меры, отчего и случилась кома? Из которой человек уже не вышел?
– Именно.
– В таком случае мне понадобится осмотреть квартиру погибшего. Причем в вашем обществе – без медика я могу упустить важные детали. У вас есть ключи?
– Если бы они у меня были, я бы уже давно сама все исследовала.
Алексей усмехнулся: выходит, Ляля его нанимала на добычу ключей?!
– Там укрепленная дверь?
– Да, и с сейфовыми замками – изготовлена по индивидуальному заказу.
Значит, отмычки, о которых первым делом подумал детектив, отпадают. Стало быть, придется добывать настоящие ключи. Они имеются у племянника – коль скоро именно он явился в квартиру и обнаружил тело. И еще у дочери покойного – коль скоро она жила в той же квартире. Но ее нет в городе.
– А племянник?
– У него ключи есть. Проблема, однако, в том, что я уже давно никто его дяде и не могу вот так явиться и попросить ключи… У меня нет никакого предлога. А объяснять ему мои истинные намерения я не собираюсь.
– Вы полагаете, что он мог бы…
– Не могу этого исключить. Он неплохой мальчик – но в жизни очень много «неплохих мальчиков», способных на подлости…
В глазах ее зажегся недобрый огонек. М-да, немало досталось, должно быть, этой бирюзовой лошади с нежным именем Ляля за ее жизнь…
Алексей помолчал, раздумывая. Ляля ждала, не проявляя никакого беспокойства. Все-таки приятно иметь дело с умным человеком: он понимает, что, кроме разговорной деятельности, существует еще и мыслительная.
Плод своих размышлений он выдал минуты через три.
– Вы сможете явиться к племяннику вместе со мной и представить меня как своего друга?
– Зачем это? – с подозрением спросила Ляля.
– Вы звоните племяннику… Как его имя, кстати?
– Иннокентий. Кеша.
– Вот, Кеше. И говорите, что нашли у себя ключи от квартиры покойного и хотите ему вернуть. У вас дома наверняка завалялись какие-нибудь старые ключи, вот и подберите связочку. Желательно похожую на искомую.