Правда, этот прилив верноподданнических чувств длился недолго. Точнее – до третьего выстрела плешивого. Уже вторая пуля угодила громиле в ногу, и тот, жутко матерясь, рухнул на землю. Я остановился окончательно, решив, что сейчас плешивый достанет наручники и потащит нас с громилой в отделение, где какой-нибудь опер вымотает мне всю душу.

Перспектива была не из приятных, но все же это намного лучше, чем валяться под кустами с дыркой в голове. Но плешивый и не думал останавливаться. Он всадил в громилу еще три пули и наверняка не пожалел бы и четвертой, но тут справа – не от Воропаевской, а с противоположной стороны – заработали сразу два пистолета.

Одна пуля срезала ветку возле плешивого, вторая взбила фонтанчик земли у моих ног. Я напрочь перестал понимать происходящее, зато на этот раз очень быстро сообразил, что мне делать. Разворачиваясь и бросаясь наутек, я услышал сзади матерные выкрики, новые выстрелы и вой сирены. Все смешалось в кучу, где-то рядом свистели пули, а я несся напролом – уже не к Воропаевской, а куда-то в глубь сквера, подальше от всего этого кошмара.

А сзади происходило что-то невообразимое. Раскатисто разносились автоматные очереди, раздавались жуткие вопли и одиночные выстрелы, а поверх всего этого кто-то кричал дурным голосом в мегафон: «Бросай оружие!»

А потом я уловил сзади чей-то тяжелый топот и с ужасом оглянулся. Меня нагонял плешивый. Пистолет по-прежнему был у него в руке, но плешивый, как и я, оглядывался на бегу через плечо. И я вдруг понял, что стрелять в меня он не собирается. По крайней мере – пока. В следующую секунду плешивый повернул ко мне свое разгоряченное лицо и крикнул:

– Влево! К музею!

– Ага! – кивнул я, послушно заворачивая.

Кем был этот человек и при чем тут музей религии и атеизма, я не имел понятия, а спросить мне и в голову не пришло. Главное, что он в меня не стрелял, и мне очень не хотелось, чтобы он передумал.

Четыре сотни метров до примыкавшего к скверу музея мы преодолели молча, если не считать сопения и хрипов. Музей от сквера отделял узкий, утопающий в зелени переулок. Так же молча мы перелетели через него и нырнули в приоткрытые ворота стройки.

Музей религии и атеизма в духе времени уже год реконструировали в церковь какой-то богородицы. На воротах было написано какой, но в тот момент мне было не до уточнения. Вой сирены становился все слышнее. Было, однако, яснее ясного, что плешивый не горит желанием предаться в руки родной милиции, а спорить с ним мне как-то не хотелось. И не только потому, что в руках у него был пистолет. Как ни крути, именно плешивый спас мне жизнь. И я решил во всем положиться на него. Тем более что ничего другого мне и не оставалось.

Едва мы нырнули в ворота, как на нас попер мужик со связкой ключей. Конечно, это был не апостол Петр, а сторож. С очень большого бодуна и оттого шибко агрессивный:

– Куды в святой храм претесь? И так все пообссы…

На этом месте сторож наконец разглядел в руках плешивого пистолет и осекся. Наверное, он сообразил, что мы заглянули в святое место не по малой нужде, а по очень большой. Он подался в сторону и что-то испуганно промычал, но плешивый был не в том настроении, чтобы вступать в богословские дебаты. Коротко взмахнув правой рукой, он с хрустом вонзил рукоятку пистолета в висок сторожа и тут же метнулся обратно к воротам.

Я в ужасе замер, а плешивый быстро прикрыл створку ворот. Странно квакнув, сторож кулем рухнул набок, со всего маху ударившись головой о железобетонный столб. По его испитому лицу пробежала тень, слюнявый рот дернулся, и он замер – с приоткрытым правым глазом.

Я быстро перевел взгляд на плешивого. Он возился с засовом и успел задвинуть его еще до того, как сирена завыла уже в переулке.

– Сматываемся! – повернулся плешивый и наткнулся глазами на сторожа. – Ты его пришил? Тоже правильно… Давай в подвал! Там должен быть выход на Цветочную!

Он первым бросился к черному зеву хода в подвал, и я пришибленно последовал за ним. Мыслей у меня не было уже никаких. То есть, были, конечно, но не мысли, а какая-то каша. Я вдруг вспомнил, что с Цветочной раньше действительно был вход в музей. Вернее, не в сам музей, а в его подземную часть – с мумиями, мощами и гробницами… А потом я снова подумал о стороже и о странной фразе плешивого… И вспомнил скорчившегося в предсмертной судороге под кустом громилу…

Все это было похоже на кошмарный сон, но, к моему ужасу, происходило наяву. Работы на стройке не велись по крайней мере с месяц. Это было видно по пробившимся там и сям сквозь кучи строительного мусора сорнякам.

Плешивый наверняка знал об этом, когда крикнул в сквере, чтобы я поворачивал к музею. И я вдруг испугался, что он специально заманил меня сюда, чтобы убить на какой-нибудь гробнице…

Подвал дохнул на нас могильной сыростью и вековым сумраком. Я тут же за что-то зацепился и с трудом удержался на ногах. А когда разогнулся, увидел прямо перед собой спину плешивого и налетел на него.

– Слышишь? – повернулся плешивый с поднятым в руке пистолетом.

– Что?.. – едва слышно прошептал я.

– Сирена… Пронесло…

– Ага, – кивнул я и только потом понял, что он имеет в виду.

Милицейская машина пронеслась по переулку мимо музея. Сирена затихла чуть дальше. Захлопали дверцы, послышался топот, потом донеслась приглушенная команда.

– Будут прочесывать сквер, – облегченно вздохнул плешивый. – Минут десять у нас есть. Уйдем. Да, клоун?..

– Ага, – тупо кивнул я.

– Откуда они, сучары, взялись? – снова вздохнул плешивый, поворачиваясь и двигаясь в глубь подвала. – Осторожно тут…

– Ага…

Откуда-то спереди из-за деревянных стоек пробивался тусклый свет, и двигались мы довольно быстро. Никаких гробниц, мощей и мумий в подвале уже не было, и это меня очень сильно обрадовало.

– Странно, – продолжал бормотать себе под нос плешивый. – Кто же их, сук, навел? Я как увидел машину в сквере, сразу почуял… – Тут плешивый снова резко остановился и быстро спросил: – Ты же не думаешь, что это я? А, клоун?..

– Нет, – выдавил из себя я.

– Ф-фух! – облегченно вздохнул плешивый. – А то ты молчишь, и я подумал… В общем, проехали. Потом разберемся. Лады?

– Лады.

– Я сразу просек, что ты настоящий пацан, – хлопнул меня по плечу плешивый. – Держи!

Он сунул мне в руку барсетку и, довольный, двинулся дальше. Сумка была довольно увесистой, но я не стал ни о чем спрашивать. Надел ее на руку и двинулся за плешивым.

– Там все. Фотки, ствол, бабки. Хотя, – вдруг засмеялся плешивый, – зачем тебе бабки? У тебя теперь с киргизом свои счеты… Да, клоун?

– Ага, – без выражения сказал я, но плешивый почему-то забеспокоился: