— Ту, которая писала тебе по электронной почте из библиотеки. Дай мне еще одну сигаретку, а? — Эллен бросила в ящик кучу CD-дисков.

Кайя прихватила кожаную куртку Ллойда, которая ей всегда нравилась, и прикурила для матери сигарету от кухонной зажигалки. Нет смысла зря тратить спички.

Неразрывно, как кома, нежно, как цветок,

Оборотное «я» власть берет над тобой,

И становится эльфом твой атом любой.

Мина Лой. «Забытый «Лунный путеводитель модернизма»»

Кайя закружилась на истертых серых досках прогулочного пирса. Воздух был тяжел от влаги и наполнен запахом высыхающих ракушек и соли, что коркой покрывала причал. Волны кидались на берег и медленно отползали в море, унося с собой струйки песка и камешки.

Солнце только что зашло, но бледная луна уже стояла высоко в небе.

«Так хорошо иметь возможность дышать», — подумала Кайя. Она любила невинную жестокость океана, любила ощущение мурашек, которые пробегали по ее телу с каждым глотком влажного соленого воздуха. Она покружилась еще, не обращая внимания на то, что юбка ее взлетает до самой резинки длинных черных чулок, обтягивающих ноги.

— Идем, — позвала Дженет.

Она переступила через наполненную водой и забитую листьями сточную канаву, которая шла вдоль улицы, тянущейся параллельно пирсу, и слегка пошатнулась в своих туфлях на высокой платформе. Блестки ее макияжа заискрились в свете фонарей. Выдохнув облачко голубого дыма, Дженет снова затянулась сигаретой.

— Не упади.

Кайя с матерью уже неделю жили у бабушки, а Эллен все еще продолжала твердить, что скоро они уедут. Но Кайя знала, что на самом деле им некуда ехать. Кайя была счастлива. Ей нравился большой старый дом, пропахший пылью и нафталином. Ей нравилось, что море так близко и что в воздухе нет запахов, от которых першит в горле.

Дешевые отели, мимо которых они проходили, были уже закрыты и заколочены на зиму. Бассейны в их внутренних дворах высохли, дно их потрескалось. Даже игровые павильоны не работали, и через пыльные стекла можно было разглядеть игрушки-призы, лежащие в автоматах-хваталках. Ржавые отметины пятнали вывеску над заброшенным магазином «Соленая морская ириска».

Дженет порылась в своей крошечной сумке и извлекла тюбик земляничного блеска для губ. Кайя повернулась к ней, полы плаща из искусственного меха под леопарда разлетелись в стороны. По чулку уже потянулась «стрелка», на ботинки налип песок.

— Пойдем поплаваем, — предложила Кайя.

Она была пьяна ночным воздухом, сияющей белой луной. Пахло влагой и диким ветром, как бывает перед грозой, и девушке хотелось мчаться, быстро и неукротимо, за край видимого ей мира.

— Вода ледяная, — со вздохом отозвалась Дженет, — а у тебя не прическа, а копна сена. Кайя, когда мы придем туда, веди себя хорошо. Не будь такой странной. Парни не любят странных девушек.

Кайя помолчала, словно внимательно к чему-то прислушиваясь, ее раскосые, подведенные черным глаза пристально смотрели на Дженет. Так иногда смотрят на людей кошки — загадочно и настороженно.

— А какой я должна быть?

— Да нет, я не хочу, чтобы ты была какой-то такой… разве ты не хочешь, чтобы у тебя был свой парень?

— А зачем этим заморачиваться? Давай найдем инкубов.

— Инкубов?

— Демонов. В единственном числе будет «инкуб». И мы наверняка сможем отыскать их, если будем плавать голыми в Атлантическом океане за неделю до Хэллоуина. По крайней мере, лучшего способа я придумать не могу.

Дженет закатила глаза.

— Ты знаешь, на что похоже солнце? — спросила Кайя.

Там, где небо встречалось с морем, осталась лишь узенькая полоска красного света.

— Нет, а на что? — осведомилась Дженет, протягивая блеск для губ Кайе.

— На человека, который вскрыл вены, лежа в ванне, и теперь кровь расплывается в воде.

— Это дурацкая чушь, Кайя.

— А луна просто смотрит. Она просто смотрит, как оно умирает. Должно быть, это она довела его до такого.

— Кайя…

Кайя снова закружилась, смеясь.

— Почему ты всегда придумываешь такую хрень? Это именно то, что я имею в виду под «странной».

Дженет говорила громко, но Кайя едва слышала ее за шумом ветра и собственным смехом.

— Вот-вот, Кайя. Помнишь тех фейри, о которых ты когда-то рассказывала истории? Как там его звали?

— Кого именно? Шипа или Хряща?

— Вот именно. Ты их придумала! — воскликнула Дженет. — Ты всегда придумывала всякую чушь.

Кайя остановилась и склонила голову набок, сунув руки в карманы.

— Не буду говорить, что я этого не делала.

Старое здание карусели было заброшено много лет назад. В оконных панелях с выбитыми стеклами красовались остатки узорного витража — головки ангелов, окруженные лучистыми ореолами-волосами. Весь передний фасад состоял из таких панелей, и теперь сквозь них виднелись грязный пол внутри и блестевшие среди мусора осколки стекла. Рассохшаяся фанерная горка для катания на скейтборде напоминала о единственной за десять лет попытке использовать это здание в коммерческих целях.

Еще издали Кайя услышала голоса, разносящиеся в стылом воздухе. Дженет бросила сигарету в сточную канаву, та зашипела и быстро уплыла прочь, покачиваясь на воде, словно дохлый паук.

Кайя взгромоздилась на внешний выступ фасада и перебросила ноги внутрь. Стекла в окне давно не было, однако нога зацепилась за оставшийся в раме осколок, и чулок разодрался еще сильнее.

Толстый слой краски когда-то покрывал затейливо вырезанные фигурки разломанной карусели. Горка в центре помещения была вся расписана аэрозольными красками, исцарапана шариковыми ручками и обклеена выцветшими стикерами. А еще здесь их ждали парни.

— Кайя Фирш, ты ведь помнишь меня? — хихикнул Пончик.

Он был низкий и тощий, несмотря на свое прозвище.

— Кажется, это ты в шестом классе швырнул мне в голову бутылкой.

Он снова засмеялся.

— Точняк. А я уж и забыл. Ты все еще такая же чокнутая?

— Нет, — ответила Кайя, но радостное настроение покинуло ее, сменившись опустошенностью и раздражением.

Дженет влезла на верх горки, где важно, словно король, в своей серебристой летной куртке сидел Кении, наблюдая за происходящим. Он был красив — темные волосы и более темные глаза. В знак приветствия он поднял почти полную бутылку текилы, которую держал в руке.

Марк резким движением протянул Кайе бутылку, из которой перед этим пил. Немного жидкости выплеснулось на рукав его фланелевой рубашки.