— Да, это я знаю, знаю, вы уже рассказывали! Я хочу узнать, почему она послала за мной. Что произошло в доме?

— Я точно не знаю, сэр, слышал только, что хозяина нашли в его комнате без сознания, с раной на голове, а все простыни залиты кровью. Его не удалось привести в чувство. А нашла его сама мисс Трелони.

— Как могло случиться, что именно она нашла его в такое время? Если я правильно понимаю, все произошло глубокой ночью? '

— Я не знаю, сэр, подробностей я не слышал.

Поскольку грум больше ничего не мог мне рассказать, я остановил на минуту экипаж, чтобы дать ему возможность вернуться на свое место, и стал размышлять в одиночестве. В голове роилось еще множество вопросов, которые следовало бы задать слуге, но возможность была упущена, и я разозлился на себя. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что тактичнее будет все-таки услышать интересующую меня информацию из уст самой мисс Трелони, а не расспрашивать ее слуг.

Не замедляя скорости, мы обогнули Найтсбридж. Мерный шум хорошо отлаженного механизма коляски гулким эхом разносился по улицам в утренней тиши. Мы свернули на Кенсингтонплейс-роуд и наконец остановились у большого дома по левой стороне, который находился, насколько я мог судить, ближе к Ноттинг-хиллу, чем к кенсингтонскому концу улицы. Это был прекрасный дом, благодаря не только своим размерам, но и архитектуре. Даже в тусклом утреннем свете, который зрительно все уменьшает, дом казался огромным.

Мисс Трелони встретила меня в холле, и она вовсе не выглядела подавленной. С видом уверенной в себе хозяйки она раздавала указания, руководя всем происходящим, что не могло не удивлять при ее мертвенной бледности и крайнем возбуждении. В большом холле находились и слуги: несколько стоящих рядом мужчин у входной двери и кучки жмущихся друг к другу женщин в дальних углах зала и у дверей в комнаты. Офицер полиции разговаривал с мисс Трелони, рядом стояли двое в форме и один человек в штатском. Когда она судорожно схватила протянутую мною руку, в ее глазах появилось облегчение. Невольно она даже вздохнула так, будто у нее отлегло от сердца. Ее приветствие было кратким:

— Я знала, что вы приедете.

Рукопожатие может свидетельствовать о многом, даже если в него не вкладывается никакой смысл. Рука мисс Трелони как будто потерялась в моей. Не то чтобы ее рука была очень маленькая — она была изящной и гибкой, с длинными тонкими пальцами, необычайно красивая, ее ладонь как бы искала убежища в моей. В тот миг меня охватило чрезвычайное волнение, истинную причину которого я осознал позже.

Повернувшись к офицеру, она сказала:

— Это мистер Малькольм Росс.

— Я знаю мистера Малькольма Росса, мисс. Возможно, он помнит, что я имел честь работать с ним над делом о брикстонском монетном дворе.

До того все мое внимание было сосредоточено на мисс Трелони и я не обращал внимания на офицера.

— Ну конечно же, офицер Долан, я вас прекрасно помню! — воскликнул я, протягивая ему руку. Я не мог не заметить, что факт нашего знакомства немного успокоил мисс Трелони. Я отметил некоторую тревогу в ее взгляде и почувствовал, что ей проще было бы разговаривать со мной наедине. Поэтому я сказал офицеру:

— Возможно, будет лучше, если я поговорю с мисс Трелони с глазу на глаз. Вы, разумеется, уже услышали от нее все, что она могла рассказать, а мне будет легче разобраться в ситуации, если я смогу по ходу рассказа задать какие-то вопросы. Потом, если позволите, я все обговорю с вами.

— Я буду рад помочь вам, чем смогу, сэр, — с воодушевлением откликнулся он.

Следуя за мисс Трелони, я прямо из холла прошел в изысканно обставленную комнату, окна которой выходили в сад за домом. Когда я закрыл за собой дверь, мисс Трелони обратилась ко мне:

— За то, что вы отозвались на мою просьбу, я поблагодарю вас позже, а пока, мне кажется, будет лучше, если вы обо всем узнаете как можно скорее.

— Прошу вас, — обратился я к ней, — расскажите мне все, что знаете, не упуская самых незначительных деталей, какими бы несущественными сейчас они вам ни казались.

Не теряя ни минуты, она начала:

— Меня разбудил какой-то неясный шум. Я не знаю, что это было, но только шум этот проник в мой сон — я проснулась оттого, что у меня бешено колотилось сердце. Я начала вслушиваться в этот шум, и оказалось, что он доносился из комнаты отца. Наши комнаты расположены рядом, и, прежде чем заснуть, я часто слышала, как он ходит по комнате. Он всегда работает допоздна, порой всю ночь напролет; иногда даже, просыпаясь по утрам, я слышала, что он все еще работает. Такая работа не могла не отразиться на его здоровье — однажды я даже попыталась уговорить его отказаться от этой привычки. Но моя попытка не увенчалась успехом, и больше на эту тему я с ним не разговаривала. Вы же знаете, каким строгим и холодным он может быть; по крайней мере, возможно, вы помните, что я вам о нем рассказывала. Страшнее всего, когда он становится вот таким отрешенно вежливым. Знаете, мне намного спокойнее видеть его в гневе, чем спокойным, обдумывающим каждое свое слово. Когда уголки его губ поднимаются и показываются острые зубы, я начинаю чувствовать… Не знаю, как это выразить. Ночью я тихо поднялась с постели и постаралась неслышно подкрасться к двери, потому что ужасно боялась его побеспокоить. Неслышно было ни звука, ни какого-либо движения, ни криков, доносился лишь какой-то странный шум, будто что-то тянули по полу, и еще — тяжелое, медленное дыхание. Боже! Это было ужасно. Ждать там, в темноте и тишине и ощущать страх перед неизвестностью…

Наконец я собралась с духом и, медленно повернув ручку, чуть-чуть приоткрыла дверь. Внутри было очень темно, я смогла различить лишь контуры окон. Но в этой темноте звук дыхания, ставший более громким, путал еще больше. Пока я вслушивалась, дыхание не прекращалось, но других звуков не было слышно. И тут я резко открыла дверь. Знаете, я побоялась открывать дверь медленно: в ту минуту мне казалось, что за дверью прячется нечто ужасное, готовое броситься на меня! Потом я включила электрический свет и шагнула в комнату. Первым делом я посмотрела на кровать. Одеяла и простыни были скомканы, значит, отец все-таки ложился спать, но ужас охватил меня, когда в самом центре кровати я увидела большое красное пятно, расползавшееся к краям. Пока я на него смотрела, звук дыхания переместился по комнате, и мой взгляд проследовал в том же направлении. Я увидела отца, лежащего на правом боку, с подогнутой под себя рукой, как будто его бесчувственное тело швырнули на пол. Кровавый след тянулся к телу от самой кровати, и вокруг него начинала образовываться темная лужа. Когда я наклонилась, чтобы осмотреть отца, темно-красный цвет крови и поблескивание ее в призрачном свете показались мне ужасными. Он лежал прямо перед дверью большого сейфа. На нем была пижама, левый рукав которой был порван, а его рука была вытянута по направлению к сейфу. Она выглядела ужасно, вся в крови, а вокруг золотого браслета на запястье был вырван или вырезан кусок плоти. Я и не знала, что он носит такой браслет, и была потрясена еще больше.