Спустя пятнадцать минут о моем заплыве напоминал лишь мокрый пучок на голове. Вот только чтобы развесить плакаты и графики, у меня оставалось всего пять минут.

Едва я воткнула в деревянную раму последнюю кнопку и полюбовалась ровно висящими плакатами, вошла комиссия. Изрядно повеселевшая после короткого перерыва на кофе. Во главе шел бессменный ректор академии – всадник апокалипсиса Смерть, друг моего отца. Впрочем, тот факт, что Смерть еженедельно у нас ужинал, почему-то не добавил мне уверенности в собственных силах.

За ним следовал декан нашего факультета Танатос, а вот присутствие отца не порадовало. Я до последнего надеялась, что он, сославшись на этику, пропустит мою защиту. И как порядочный папа будет сидеть на заднем ряду и волноваться. Но папа оказался непорядочным и выбрал роль преподавателя. То есть за любой косяк меня опустят морально на защите и, если что, добавят дома. А потом еще долго будут подкалывать.

Секретарь приемной комиссии, молоденькая чуть полноватая блондинка-смерть, поставленным голосом зачитала:

– Вниманию комиссии представляется выпускная дипломная работа за авторством адептки Джульетты Мор. Средний балл четыре целых и одна десятая.

Я откашлялась.

– Добрый день, уважаемые члены комиссии. Позвольте представить мою работу по теме «Работа с душой, чье материальное воплощение подверглось воздействию специфических заболеваний в несвойственных им климатических зонах при отсутствии специализированных средств».

Если иначе, то я пыталась рассказать, как быстро и безболезненно отправить по назначению душу мужика, который пренебрегает правилами гигиены в тропических местах земного шара.

Комиссия с выражением лиц «Кто бы сомневался?» покосилась на отца.

Но мне было все равно. Пусть решают, что диплом за меня написал папа, пусть хихикают. Главное – ничего не напутать. Мне надо было коротко рассказать, как вообще все так получилось, какая была душа, а затем подгадать время и отправить ее на перерождение. И все на глазах у комиссии.

Я провела ладонью по плакату, выводя на него изображение мужчины в возрасте. Когда-то он наверняка был здоровяком. Вегетарианец, любитель бега трусцой, ни разу не осквернивший организм картошкой фри. Да только с интеллектом не очень – пить из незнакомого водоема даже мы, смерти, не рискуем. Конечно, мы, в отличие от него, бессмертны. Но кому хочется провести пару часов в уборной, испив водички из неизвестной лужи?

Смерть наклонился к отцу и что-то прошептал. Тот согласно кивнул. Мне почудилось в его глазах удовлетворение, и я ожила. Быстро оттараторила всю теорию, провела анализ деятельности души, правильно определила уровень в царстве мертвых. И, наконец, приготовилась к практической части.

– Что ж, адептка Мор, прошу, – кивнул Смерть. – Изымите душу и проводите в царство мертвых. Помогите выбрать новое воплощение и передайте эту работу жизням.

Я затаила дыхание. Важно не упустить момент, когда душа выйдет из тела.

От каждого удара собственного сердца я подскакивала. Наконец поняла – пора.

Я отвернулась от плаката, чтобы, во-первых, переместиться в мир людей, а во-вторых, показать это все комиссии. Но на середине заклинания, что я едва слышно читала себе под нос, комиссия как-то странно напряглась и уставилась мне за спину.

Не выдержав, я умолкла и обернулась. А затем выронила папку с графиками.

Мертвец ожил! Сел, стащил с себя простыню, обернул ее вокруг бедер и с невозмутимой целеустремленностью пошел на выход. Тишина в аудитории была явно гробовая. Хоронили мой диплом.

– Адептка Мор, как вы это объясните? – периодически срываясь на рык, спросил Смерть, обведя рукой свиток, который сейчас демонстрировал только пустую кушетку.

Вот честно, мне впервые захотелось последовать примеру Нины и пустить слезу с воем «Я больше не буду!». Но это прокатывало в моем исполнении только с мамой, и я сильно сомневалась, что моя опухшая от слез физиономия проймет комиссию. Они и не такое видели.

Смерть мерно постукивал по столу ручкой, нагнетая обстановку. На десятом ударе я уже была готова выпрыгнуть в окно, но дальше меня пугать не стали.

– Неудовлетворительно. Ваш дипломный проект нарушает все законы посмертия, и, честно говоря, иного студента за подобную защиту вышибли бы с треском в мир смертных для подсчета эффективности гибели комаров от нового инсектицида. Да что там нарушает… ваш дипломный проект только что встал и скрылся в неизвестном направлении!

– А вторая уборщица вам не нужна? – вырвалось у меня.

Уж лучше тряпкой махать, чем в мир смертных! Тем более бытовой химии сейчас полно, это не так уж и страшно. Помою пол годик-другой, а там, глядишь, и уломаю папу на поступление в Институт искусств. Мама его закончила, и ничего. Правда, гораздо важнее то, что мама выгодно вышла замуж и ни дня не работала. Мне такой вариант пока не светил – желающих взять в жены ходячее недоразумение как-то не наблюдалось.

– Нет, места для бездарей в нашем учебном заведении строго лимитированы. Вон отсюда! Будем решать вопрос о вашей переэкзаменовке.

По лицу папы я поняла – лучше не спорить. Смерть вообще суровый, но отходчивый. Есть шанс отделаться малой кровью и пересдать через пару дней, со вторым потоком. Вот только как?

Всю дорогу до пристани я размышляла, что сделала не так. И никак не могла найти фатальную ошибку, приведшую к сбежавшему диплому. Неужели я настолько бездарна, что даже не поняла, как напутала?

Только на пристани я наконец остановилась и огляделась. Рядом никого не было, большинство или сидело по домам, или защищалось. Можно было дать волю чувствам. Самое страшное – разреветься на виду у всех. Тут же начнутся расспросы и утешения, приправленные внутренним злорадством. Мол, так ей, дочке препода, даже папочка не поможет, если ты бездарь и неудачница.

Но, к счастью, меня никто не заметил. Немногочисленные адепты делились на две половины. Защитившаяся смоталась в город – отмечать, а не защитившаяся воплощала собой пословицу «перед Смертью не надышишься» и с мрачной решимостью пыталась запомнить то, что писалось в сигаретно-кофейном угаре за одну ночь.

Впрочем, была еще одна группа студентов. Ловцы халявы. С пристани мне было прекрасно видно, как они тянут руки с зачетками сквозь решетки на окнах. Зачем эти решетки на третьем этаже, я, правду сказать, не понимала, но подозревала, что явились они результатом отчаянной попытки не пустить халяву внутрь и заставить студентов хоть что-то выучить.

Через минуту до моего уха донесся тихий плеск воды, свидетельствующий о том, что Харон впервые на моей памяти изменил своему правилу «под лежачий камень мы всегда успеем» и приплыл по расписанию. Не дожидаясь, пока он причалит, я сняла туфли и пошла навстречу по мелководью. Харон, видя, что я одна, не стал подплывать ближе. Я подпрыгнула и уселась на борт гондолы, затем перекинула ноги и, встав на черное лакированное дно, поспешила занять место, оставляя на нагретом солнцем дереве быстро высыхающие следы.