Тепло-карие, необыкновенные глаза в опушке темных ресниц смотрели на меня. Кудряшка что-то говорил, говорил… А я, как завороженная, прикипела взглядом к его губам, чувствуя, как от звука голоса соседа вибрируют струны в душé, о которых я до сих пор и понятия не имела.

Никогда не думала, что со мной может произойти нечто подобное. Что я вот так на щелчок пальцев западу на первого встречного парня. Я, Агния Корсак, которая никогда и никого не любила… вдруг почувствовала ощутимый укол. Сердце ударило о ребра, дыхание сбилось, и огненный разряд прошел сквозь тело стрелой, пронзив неведомым до этого момента чувством.

Проклятый Купидон сегодня выбрал мишенью меня и захохотал, а я, позабыв о Красных кхмерах, спросила имя парня…

Да, все это случилось со мной ровно месяц назад, но даже спустя тридцать один день моего глубокого чувства, Антон Морозов отказывался меня замечать.

Я выдохнула злость, как дракон, сквозь ноздри, и поймала его взгляд, брошенный в сторону соседнего ряда, где у окна сидела тонкогубая бледная выдра. В просторечье — студентка Элла Клюквина. Ничего особенного, уж поверьте мне! Тонкие косточки, мышиные волосики, дрожащие ресницы и поджатый рот, словно ее вот-вот стошнит. Да таких жеманниц еще поискать! Не понимаю, и что мой Морозов в ней нашел? Лично мне она о-очень сильно не нравилась!

Мириться в его окружении я могла только с одной девчонкой — такой же очкастой ботаншей-вундеркиндом, о гениальности которой судачил весь университет. И то только потому, что мой ботаник сох по бледной выдре.

Я выдохнула сквозь зубы и повторила:

— Привет, Морозко!

Антон не ответил, продолжая смотреть на Клюквину. Та тоже с интересом косилась на блондина поверх плеча. На моего блондина, между прочим!

Ты смотри, гляделки устроили! Я стрельнула в нее темным взглядом, закинула руку на спинку стула Морозова и, недолго думая, прижалась к нему бедром.

Его отдернуло от меня как током.

— К-к-корсак, — очки едва не слетели, зато точно меня заметил, — т-ты чего?!

Я так улыбнулась, что с ровного ряда зубов сточенная крошка посыпалась.

— Я сказала привет, Морозко, — промурлыкала хищно. — А я привыкла, чтобы со мной здоровались. М-м? — требовательно изогнула высокую бровь.

Ну вот, наконец-то кивнул. Хотя взгляд еще стеклянный — наверняка застыл янтарем от красоты бледной Клюквы. Ну, ничего, сейчас приведу Ромашку в чувство. Не хватало еще, чтобы какие-то хитрые выдры нашему счастью дорогу переходили. Со мной этот номер не пройдет!

Я подняла руку и помахала ею перед лицом парня — он в этот момент как раз собрался вновь взглянуть на Поганку и вздрогнул, когда я намеренно зацепила его по носу.

— Эй, это я — Агния! И я сижу здесь!

— Корсак, да что с тобой? — изумленно спросил блондин.

Взгляд моментально сфокусировался на мне, а за стеклами очков оторопело хлопнули длинные ресницы — ну вот, другое дело!

— Ничего. Просто, когда я злюсь, у меня хромает координация, и всё вокруг жутко раздражает, — честно призналась, — вот как сейчас! Я все еще жду, Морозов, — напомнила, — но мое терпение не безгранично!

— П-привет.

Все-таки какое это умиротворение — иметь дело с сообразительным человеком! Сразу хочется улыбаться и обнимать весь мир. Конечно же, кроме Клюквы, которая сидит и таращится. Пришлось и ей средний палец показать — случайно почесав им щеку.

Кажется, поняла. Тонкие губы дрогнули и привычно скисли.

— Ну вот, другое дело, Ромашка. Я тоже рада тебя видеть!

Морозов отвернулся и насупился. Взглянув на преподавателя, записал за историком в конспект тему лекции.

- Я о радости ничего не сказал, — тихо, но упрямо ответил. — И я тебе не Ромашка, Корсак, и не Кудряшка! Хватит, устал повторять!

Ну-ну, какие мы грозные! Я улыбнулась, глядя на светлую волнистую прядь, которую парень, поправив очки, заправил за ухо.

«Это мы еще посмотрим, кто ты мне», — не менее упрямо подумала. А сейчас главное, что Морозов забыл о Клюкве и теперь совершенно точно знал, кто с ним сидит.

Меня это полностью устраивало, и я решила отвлечься на учебу. Тем более что Василий Юрьевич поглядывал в мою сторону строго и не без упрека. Наверняка он был из тех преподавателей, кто не прощает студентам их неоправданную самоуверенность. А значит, придется его удивить и свою самоуверенность оправдать.

Я никому не привыкла проигрывать даже в мелочах, поэтому стала внимательно слушать историка и записывать за ним важные тезисы лекции в конспект. В процессе так заслушалась рассказом о внешней политике Византии, что не заметила, как засмотрелась на ладонь блондина — по-мужски широкую, но аккуратную, с крепким запястьем, сжавшую в длинных пальцах ручку.

— Морозов, тебе говорили, что у тебя руки красивые? — клянусь, это не я сказала, а чувство прекрасного во мне, но я была полностью с ним согласна.

— Что? — парень поднял голову и рассеянно мазнул по мне взглядом. Снова отвернулся. — Нет, не говорили.

— Значит, я буду первой. Они у тебя красивые, и сам ты очень симпатичный. Слышишь?

Я произнесла это шепотом, наклонившись к щеке Морозко, и он покраснел. Сжал пальцы в кулак, пряча руку от моего взгляда. Черт, ну нельзя же быть таким трогательным. Так и захотелось его куснуть за щеку! Похоже, что я здорово соскучилась по нему за прошедшие выходные.

— Отстань, Корсак, — нахмурившись, прошипел. Он-то по мне точно не скучал. — Брось свои шуточки! Я тебе уже сказал, что на меня они не действуют!

Я ответила таким же шепотом.

— И не подумаю. Ты мне нравишься, Кудряшка! — Придвинувшись ближе, чтобы нас не слышали, спросила: — А я тебе? Неужели совсем нет? Вот вообще?!

Так получилось, что я коснулась грудью его руки, и он тут же отдернул локоть. Возмутился тихо, но очень решительно. Даже желваки на скулах натянулись — ух ты, какой симпатяга!

— Нет, не нравишься. Вообще! И если ты не прекратишь себя так вести, я просто встану и уйду! Ты мне мешаешь заниматься, и я не собираюсь это терпеть. Я не понимаю, зачем ты вообще ко мне садишься? Ты что, не можешь себе другое место найти?

В лекционной аудитории места хватало, и намек прозвучал более чем прозрачно. Но я не привыкла находиться в зоне игнора, и Морозову предстояло это принять. Но все же отодвинулась, позволив парню дышать. Пусть думает, что у него есть выбор — пока.

— Почему? Могу, но не хочу, — вскинув подбородок, взглянула на доску. — Так случилось, что ты меня вдохновляешь.

— На что это? — Морозов повернул лицо и светло-карие глаза за стеклами очков удивленно округлились. — На учебу?

Я вздохнула и вернулась к конспекту. Записала за историком очередной тезис. Да уж, с логикой, когда дело касается момента обольщения, у моего неискушенного ботаника не очень, это я уже поняла. Пришлось скривить губы в ухмылке.