Викса вздохнула и посмотрела на чудовище. Оно храпело на соседней скамейке, в два горла, и за пленницей, похоже, следить не собиралось. Это Виксе казалось немного обидным, но, с другой стороны, куда ей деваться, когда вокруг вода? Плавать она все равно не умеет. И если уж быть до конца честной, то никто ее не похищал, она сама прилипла.

Викса вздохнула и пошла наверх, подышать.

В рубке стоял дядя Боря, толстый вальяжный мужчина с хвостиком темно-русых, едва начавших седеть волос.

— А, заложница, — поздоровался он. — Чего не спишь?

— Чудовище храпит, — сказала Викса.

Дядя Боря кивнул:

— Я тоже храплю. И жена у меня храпит, и дети, и внуки. И никто не замечает. Тебе тоже храпеть надо.

— Я не умею.

— Учись.

— У кого?

— У чудовища своего.

Странно, что дяде Боре и Глебу чудовище не казалось страшным. То есть Викса чудовища тоже не боялась, но она с ним давно была знакома, а эти дяденьки его впервые увидели совсем недавно, а уже почти дружили. Это называется «стокгольмский синдром», когда преступник и жертва начинают дружить, папа рассказывал, он у Виксы в милиции работает. Ищет ее сейчас, наверное.

— А как ты вообще к Егору в лапы угодила? — спросил дядя Боря.

— Это еще кто к кому угодил, — хмыкнула Викса.

…Мебель, как придурочная, прыгала по квартире, хлопали все двери, звенела, отплясывая на полках, посуда, раскачивалась пьяным матросом люстра, и Викса тоже раскачивалась в кровати, как на лодке.

— Надо встать в дверной проем, — бормотала Викса. — Там стена капитальная, меня не завалит.

Нельзя сказать, что на Урале землетрясения — такое уж частое явление, чтобы ребенок твердо знал, что ему делать во время подземных толчков. Однако Викса, по словам мамы, была редкой разиней. Часто во время урока она отключалась и глазела на стенд гражданской обороны. Она машинально читала текст, смысла которого почти не понимала, и мысленно представляла себе, что же там такое произошло, внутри этих картинок, отчего все взрывалось, рушилось, горело и тонуло? Дяденьки, тетеньки и дети куда-то бежали, где-то прятались, только одни делали это правильно, а другие — нет. Викса часто думала — а что с ними потом стало? Спаслись или нет?

Если бы у Виксы специально спросили, что именно она узнала из прочитанного, она, скорей всего, запуталась бы и ничего толком не ответила. Но в самый неподходящий момент она, ни к селу ни к городу, вдруг сообщала, что при сильном урагане на открытом пространстве нужно найти ямку или дренажную канаву и лечь вниз лицом. Или какая скорость у верхового пожара.

Однако сегодня эти сведения всплыли весьма к месту. Викса осторожно вылезла из кровати, и, пытаясь удержать равновесие, пошла к балконной двери.

Тряхнуло так, что пол ушел из-под ног, и девочка упала.

— Не реви, — сказала Викса себе.

Она очень сильно испугалась, но демонстрировать страх было некому, и потому она решила не тратить время зря. Не случайно на ее дневнике написано: «Спокойствие, только спокойствие!» Пока дети дома, ничего плохого с ними случиться не может, так всегда говорит Виксина мама.

Правда, мама ничего не говорила про землетрясение, но этот вопрос они решат потом. Сейчас важно добраться до балкона и встать в дверной проем. Викса была абсолютно уверена, что с ней ничего не случится. Она слишком живая для смерти.

— Поползли, — сказала Викса.

На самом деле ей хотелось пищать «мамочка» и опрометью бежать из дома, но здравого смысла в девочке было куда больше, чем животного ужаса.

Снова тряхнуло, да так, что рухнул сервант, звякнув коротко и сердито, будто ящик с бутылками, сброшенный с грузовика. Викса истошно завизжала, но не потому, что испугалась, а от неожиданности. Едва воздух в легких закончился, Викса почувствовала, что вместе с визгом она выдохнула из себя лишний страх. Отдышавшись, она стала огибать сервант, тщательно ощупывая впереди себя пол — нет ли где битого стекла.

Виксе показалось несправедливым, что вся красивая хрустальная утварь, хранившаяся в серванте, разбилась именно так: разом и без продолжительного печального звона. Мама очень любила этот старый хрусталь, потому что ее мама очень долго собирала все эти фужеры, рюмки, салатницы и блюда, раньше этой красоты было почему-то мало и стоила она дорого. Виксе и самой нравилось, как солнце играет в холодных гранях хрусталя, рассыпая по комнате радуги. Папа же сердился, называл хрусталь «пережитком совка» и «пылесборником». Наверное, именно из-за хрусталя мама с папой и не живут сейчас вместе. С другой стороны, хрусталь разбился, может, и мама с папой помирятся? Говорят же, что посуда к счастью бьется.

Медленно, но верно Викса обогнула препятствие, дождалась завершения очередной серии толчков, и открыла балкон.

В этот момент все прекратилось, будто и не бывало. Может, что-то на заводе взорвалось? Папа рассказывал, что раньше в пороховом цехе «Красного знамени» часто случались взрывы. Может, и нынче что-то такое случилось?

Но ни дыма, ни других взрывов не было, небо было чистым.

Этажом ниже послышалась какая-то шумная возня, которой из-за общего грохота и суматохи Викса сначала и не услышала. Она осторожно, чтобы не быть обнаруженной (все-таки она была неодета), посмотрела вниз.

На нижнем балконе стояли братья Кругловы. Викса их не боялась, Кругловы, в общем, были ребята неопасные, а тот, которого звали Егор, так и вовсе воспитанный. Их дедушка был папиным начальником, когда папа еще на заводе работал. Дедушку Круглова все Понпеи знали и уважали, а вот внуков его как-то все недолюбливали. Они, вроде, никого не обижали никогда, но братьев Кругловых все называли уродами, и с ними никто не дружил.

Сейчас братья ссорились, Егор что-то отнимал у Юси, и Юся страшно рычал и топал ногой. Казалось, землетрясение их никак не взволновало. Викса прикинулась ветошью и вся обратилась в слух. Оперативник всегда на работе, говорит папа, даже когда водку пьет. Викса водку не пила, поэтому ей полагалось быть начеку все время. Почти три часа ночи, а Кругловы торчат на балконе и едва ли не дерутся. Это даже не странно, а подозрительно.

— Отдай немедленно, — кряхтел Егор.

Юся упирался, сжимал зубы и мычал:

— Маааё!

Викса чуть через перила не навернулась, когда услышала. Да и сам Егор, похоже, был крайне удивлен репликой брата.

Юся был дурачком, причем таким, который и говорить-то не умеет. Викса знала Кругловых всю жизнь и ни разу не слышала от Юси ни одного слова, кроме «Юся». Но чтобы вот так — «мое»!

— Чего ты сказал? — удивился Егор.

Викса, рискуя быть замеченной или вообще сверзиться вниз, свесилась через перила. В руке Егор держал на цепочке какой-то металлический предмет, видимо, из-за него братья и ссорились. Юся зарычал и выхватил эту штуку у брата.