— У меня идея! — вдруг встрепенулась пассажирка. — Пообедайте с нами! Я хорошо готовлю, если только вы не очень торопитесь… вы наверняка проголодались, и…

— По рукам.

Хозяйство тут было бедное, как я уже отметил, но довольно большое: какие-то бытовки, амбары… Жилой дом, крашеный выгоревшей на солнце жёлтой краской, стоял впереди всех строений, упирался прямо в дорогу. Никакой ограды не было.

На крыльце нас встречал очень неприятный старик.

Он был ужасающе худым: как жертва Освенцима, словно из него почти вся жизнь утекла через какую-то брешь, сквозь дыру от копья Лонгина. Ужасная образина. С жидким седым пушком на голове, впалыми щёками, пятнами и язвами на коже, пожелтевшими глазами и зубами. Хорошо ещё, если не заразный — в этом не было уверенности. С другой стороны, какой заразы мне нынче бояться?

— О, гости…

— Это добрый человек! Он мне очень помог!

— Добрые люди, эт завсегда хорошо… проходь… накормим, штоле.

Вряд ли он приходился девчонке отцом: уж как минимум дедом, если не прадедом. Я сразу же ощутил, что веет от старика чем-то очень недобрым. Не в плане запаха, хотя вонял он жутко, это правда. Просто знаете… дурные люди чувствуют друг друга, даже если лицемерно зовут «добрыми».

В этом старике явственно ощущалось зло.

Испугало ли оно меня, отвратило? Конечно нет. По миру полно разных людей, плохих и хороших. За свои почти сорок лет хороших людей я узнал мало, почти не имел о них представления. А вот с плохими бывал даже дружен. Так что…

Долго ли, коротко — милашка накрыла стол, меня усадили на самый приличный стул в этой лачуге. Обстановка была именно настолько паршивая, как ожидаешь от жилища реднеков в жуткой глуши — но это только от бедности. Тут всё же чувствовалась женская рука. Очень бедно, однако чисто. Кому-то, наверное, показалось бы и чуть-чуть уютно. Я почти полностью отвык от подобного: даже вспомнил родной дом на другом конце страны.

Сколько лет я не был там? Как минимум четверть века. И уже никогда не побываю. Думаю, мне с самого начала была предначертана подобная жизнь: с момента, как папаша по пьяни вовремя не вытащил. Рождён быть диким! Ууух, лихой гитарный рифф в той самой песне из «Беспечного ездока»! Ну да, всё справедливо. Степной волк как есть.

А нехитрая домашняя еда пахла просто божественно! Я давно уже не ел что-то нормальное — то есть не дешёвые хот-доги или чипсы. Не считать же за «нормальное» чёрствый лаймовый пирог в той придорожной забегаловке пару дней назад? Паршивое место было. Даже не жалко мудаков, которых я там застрелил.

— Вы любите «мак-н-чиз»? — её ручки немного дрожали от волнения.

— Не знаю. Я сто лет не ел «мак-н-чиз».

— А раньше вам нравилось?

— Нет, но тогда я был совсем другим человеком. Пахнет очень вкусно.

Старик молчал. Вообще ни слова не произнёс за всё то время, что мы обедали, а обедали весьма плотно — сначала сытный суп, потом те самые макароны, да ещё куча свежих овощей и тосты с джемом. Зато девочка болтала просто без умолку, даже с набитым ртом — и всё такую же чушь, которая совершенно не стоила внимания.

Я был слишком занят мыслями, а думал-то только об одном.

Совершенно не исключено, что легавые прямо у меня на хвосте, буквально по пятам идут. И если так, то я рискую навести беду на этих людей. Старик, может, и порядочная сволочь на поверку, но его внучка точно не виновата. Не хотелось даже расстроить её неприятной сценой… а ведь если следы приведут полицию сюда, будет перестрелка.

Дерьмо. И о чём я только думал?

Хотелось поскорее рвать когти, уводить воображаемую погоню подальше от фермы. Но, во-первых, могло и не быть никаких копов на хвосте. Во-вторых, после первой за долгие недели добротной трапезы меня чертовски разморило. Девочка заметила это.

— Вам нужно отдохнуть!

— Да нет, я в порядке. Я по шестнадцать часов за рулём могу, а на байке и того дольше.

Она подошла и погладила меня по голове: это было очень неожиданно и странно. Совсем не так, как во все последние годы: много женщин меня трогало за разные места, однако… Чёрт возьми, я вмиг размяк окончательно.

— Вам нужно отдохнуть. Вы были очень добры, я тоже стараюсь… пожалуйста, останьтесь у нас. Я вам наверху постелю, хорошо?

Я покосился на старика. Тот по-прежнему молчал, не отрывая от меня тяжёлого взгляда. С ним точно что-то не так. Этот старый хрен, возможно, опасен. А возможно, узнал меня и задумал позвонить куда следует. Или… нет, от него несло ещё чем-то. Смрадом, который я всегда где-то рядом ощущал, но никогда не мог в полной мере осознать.

Однако пальчики его внучки в моём хаере были сумасшедше нежными и тёплыми. А набитый желудок требовал отдыха, ноги стали совсем ватными, веки слипались. Я плюнул на всё и согласился.

Проснулся уже затемно и сразу услыхал голоса снизу. Какие-то мужчины.

По уму мне следовало тут же загнать патрон в патронник и выпрыгнуть из окна — не такой уж тут высокий второй этаж. Однако я совсем не ощутил тревоги: спокойно натянул сапоги, накинул косуху и пошёл вниз. А по дороге, на лестнице, умудрился заметить ещё кое-что.

Вся стенка была увешана небольшими рамками с фотографиями: такая семейная галерея, как в почти каждом деревенском доме нашей некогда великой страны. Выше по лестнице висели цветные, более-менее новые, а чем дальше — тем более ветхие, чёрно-белые, с сепией. Сюжет на каждом фото был один: юная девушка и пожилой мужчина. Далеко не сразу я заметил деталь, от которой в животе что-то шевельнулось.

Старики-то на фотокарточках были разные. А вот девчонка, чтоб мне провалиться — одна и та же!

Помотав головой, чтобы разогнать эту чертовщину и невесть откуда взявшийся страх, вязкий и дёргающий за нервы в мозгу, я успокоился. Решил всё-таки посмотреть, что творится в гостиной. Ох…

В первый момент меня от неожиданности парализовало, во второй я схватился за ствол, в третий — снова замер, осознав ещё кое-что.

Уже было поздно, так что моя милая попутчица поставил на стол ужин: не менее обильный, чем ланч. Старик по-прежнему молча сидел во главе стола, внучка хлопотала вокруг —одетая теперь в милое домашнее