— Мистер Гарсия, я говорил со своим начальством и окружным прокурором. Они готовы подписать сделку. Главное, чтобы вы отпустили заложника, и сдались.

— Заложника — отпущу, — посмотрел я на толстяка. В самом деле, зачем мне этот обильно потеющий и воняющий офисный кусок жира? Только раздражает и видом, и запахом. — А о сдаче поговорим, когда у вас будет на руках документ.

— Так не пойдет…

— Пойдет так, как решу я, — прервал я его. — Не вам ставить условия. Или эта свинья сейчас будет забита на мясо.

— Успокойтесь, пожалуйста, мистер Гарсия…

— Ну-ка, быстро отвели своих бойцов за угол, или хрен вам, а не заложник!

— Хорошо, мистер Гарсия…

Ага, потопали ногами, делая вид, что отходят, но с места так и не сдвинулись. Думают, что я их не вижу. Лошье… А нет, не совсем. Все-таки нашли камеру. Последнее, что я увидел на экране смартфона, была здоровенная пятерня, тянущаяся к ней.

— Вы только что убили заложника, агент Мэллоун, — я бросил трубку и наклеил обрывной датчик на дверь.

Потом посмотрел на кресло. Глаза у толстяка стали выпученными, почти как у Шварца во «Вспомнить все». Фу, да он же еще и обоссался… Ладно, простим ему эту маленькую слабость, обосраться он уже не успеет. Может, все-таки, попробовать его спасти, слишком много побочного ущерба? А куда же его действительно девать? Ну есть вот тут закуток, образованный несущей колонной и с декоративной стеной. Не полноценное укрытие от взрывной волны, но все же. При удаче уцелеет, может быть… Но даже если и так, то будет инвалидом до конца дней.

— Не плачь, все будет плохо! — заговорщицки подмигнул я ему, отчего тот обмер, и откатил кресло с ним в закуток.

Как только колесики выдерживают такую тушу? По спецзаказу, что ли, крестовину делали? Хотя может быть и так, любители гамбургеров и кока-колы тут через одного.

— Мистер Уилкинс, вы религиозны? — вкрадчиво спросил я.

— Ммм, ммм! — с облегчением закивал головой толстяк. Видимо, подумал, что я сейчас его отпущу.

— Ну тогда молитесь! — и я придвинул стенной шкаф, загораживая закуток.

Опять зазвонил телефон на столе. Да что у него, возбуждение что ли настало? Прямо как малолетняя школьница, влюбившаяся в одноклассника и достающая его по телефону каждые пять минут.

— Что? — грубо сказал я в трубку.

— Как там заложник? — спросил Мэллоун.

— Еще жив, — я нажал кнопку, и жалюзи левого окна, стоящего у письменного стола, поехали вверх. Да и правое окно можно расшторить, все равно моя заготовка видна только из среднего. — Итак, я жду интимных предложений. Или мы начнем делать больно заложнику.

Я открыл окно и посмотрел на оживленное движение внизу, на козявки машин, двигавшихся по своим муравьиным серым тропкам… Сороковой этаж, прыгать далековато будет. Хотя я этого делать и не собирался, пусть очень специальный агент среагирует и решит наконец проблему.

— Не делайте глупостей, мистер Гарсия… — сказал Мэллоун. И тут же рявкнул — Штурм!

Ну все, я еще успел подметить, как словно в замедленной съемке дверь медленно открывается от удара тараном, а потом на мгновение стало больно и горячо. И ничего.

Глава 1

Все тело превратилось в один большой комок боли. Неужели попал в котел с серой, причем окунули меня в него с головой? То, что стоя в трех метрах за «Клеймором» я не мог выжить по определению — это абсолютно точно. Даже не нужно визжащих на сверхзвуке шариков, ушедших по назначению, такой заряд сифора за счет фугасного эффекта создает большую зону поражения плюс осколки. Сколько там стопроцентный радиус поражения фугасным зарядом этой массы? Ну явно дальше, чем стоял я в момент взрыва. Так что даже и думать не надо. А то, что я внезапно могу думать, значит только одно — я в аду, а черти, перед тем, как засунуть меня в котел, хорошенько отмудохали, и отбили мою астральную оболочку до астральных же синяков.

Хм… Да вроде не горячо под задницей, не пригорает. Наоборот, голым телом чувствую прохладу льняных или каких там еще простыней. Сомневаюсь, что в аду. Хотя… Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами? Хотя нет, разговор около меня ну явно вели не ангелы, скорее черти — голоски были явно неангельские. И язык был совсем незнакомый. Явно не немецкий, не английский, не испанский, никакой не восточный. Просто незнакомый, и все. Похоже все-таки на конструкции синтетического языка, проскакивают длинные слова типа немецких «ффартскапитанмютце». Ага, в аду разговаривают на немецком? Почему-то я не удивлен, учитывая массовую принудительную миграцию сюда очень плохих людей в черной форме с черепами на фуражках восемьдесят лет назад. Эти и чертей научат под «венн ди зольдатен» строем ходить, учитывая их кровное родство.

Я решил осторожненько приоткрыть один глаз — вдруг меня черти решили для изуверских опытов разложить на разделочном столе, перед тем, как закинуть расчлененку в котел?

Да, опыт вышел неудачный. Еле-еле разлепив ту щелочку, на месте которой должен был быть глаз, я увидел высокий каменный потолок с грубо пригнанными плитами на нем. Так в аду или нет?

Судя по тому, что я увидел — вряд ли. Надо мной наклонился седовласый старец в черном плаще с капюшоном. Поп, что ли? Ну если поп, значит я не в аду. Хотя не все священники одинаково полезны — некоторым вон в ад прямая дорога, как почитаешь про нравы, господствующие уже много лет подряд в Европе. Ну лично про этого я не могу сказать ни хорошего, ни плохого — в первый раз его вижу.

Священник заметил мое произвольное движение, и сказал что-то в сторону. Опа! А вот и другой персонаж в моем заплывшем монокуляре появился — здоровый крепкий мужик с довольно злой и одновременно растерянной рожей. Родственник? Виновник торжества?

Ого! А вот это что? Ну Голливуд прямо отдыхает — я видел, как пальцы «попа» подернулись сиянием, потом с них потянулись ко мне тонкие разноцветные нити, вошедшие мне в череп. Я попытался увернуться, но лишь слегка смог двинуть головой. Поп что-то резко каркнул, типа «лежи смирно», а я почувствовал боль и ощущение того, что кто-то скребет у меня в черепе изнутри, с обратной стороны черепной коробки. Ощущение явно не из приятных. Нити стали толстыми, образовали разноцветный узор, я выгнулся дугой…

И все внезапно кончилось.

— Ну что, как себя чувствуешь? — спросил «поп».

— Спасибо, лучше, — ответил я. И лишь сейчас заметил, что не просто понимаю чужую речь, но и отвечаю на том же языке.

Боль в голове ушла, глаза открылись нормально, вернув мне полноценное зрение.

— Вы просто превзошли самого себя, господин Патитис, — почтительно, почти раболепно сказал мужик рядом.

«Отец», — пришло откуда-то из памяти. Памяти? Чьей памяти?

— Пустое, господин граф, — махнул рукой Патитис. — Это моя работа.

— Клан Осгенвей не забудет этого, господин маг Жизни!