Он снабдил меня удочками и едой с собой, «чтобы не отрываться по пустякам», и, попрощавшись, пошёл разводить угли. Миг, когда я видел его белую спину в дверях подсобки в последний раз, стоит перед глазами.

Просёлочная дорога подбрасывала на ухабах, крутила по полю, вела к лесу на горизонте. Озера не было видно, хотя уже добрался до окраины и встал перед знаком «Проезд запрещён». Что ж, значит, дальше пешком.

Я шёл по старому лесу и с удивлением чувствовал, как легко мне дышится. Впервые за долгое время. Я забыл это ощущение… Знаете, когда нет ни страха, ни сомнений, ни печали. А только и хочется совершать открытия, стремиться, лететь вперёд, и на душе солнечно и невыносимо радостно. Невозможно было выразить ту радость, ведь рядом не было ни души. Некому. И я раскинул руки и пошёл быстрее, а потом и вовсе побежал по тропинке сквозь тенистую чащу.

Вдруг яркий свет ослепил меня, и я замер. Передо мной лежало то самое озеро, и было оно сказочным. Тихая рябь метала серебряных солнечных зайчиков мне в лицо, на волнах качались утки, шелестел уютно лес. Мне казалось, что я один в мире. И впервые ощутил, как хорошо может быть одному.

В первый день своей лесной жизни я быстро устроил лагерь на ночлег, наудил рыбы и не знал, что делать дальше. От меня ничего не требовалось, я ничего не обещал, мне было некуда спешить. Я просто не знал, куда себя деть. Позже, со временем, я научился жить в ритме мироздания. Двигаться и дышать вместе с Вселенной. Тогда же и до вечера не дотянул, как завалился в палатке спать и проспал до следующего утра.

В следующие дни я бестолково шатался по деревне и окрестностям, собирал грибы и ягоды и пытался занять себя хоть чем-то, лишь бы не оставаться наедине с мрачными мыслями. Не оставаться один на один тоской.

Но природа учит доверять. Постепенно я научился забывать о режиме и подчиняться правилам светового дня. Вставать с рассветом, ложиться на закате и мирно спать всю ночь. Я забыл, что такое головная боль, преследовавшая меня раньше неотрывно. Выяснилось, что моя продуктивность повысилась, и теперь я могу работать всего по нескольку часов в день, выезжая лишь иногда в деревню за бензином для генератора электричества, чтобы зарядить ноутбук. Связи хватало. Остальное время принадлежало мне, и я учился быть с собой. Доверился.

И полетели дни. Ощущение свободы было непривычно, и я не знал, что можно не торопиться. Я не строил планов, не собирался возвращаться в какой-то определенный день, но всё равно старался успеть отдохнуть. От работы, от бесконечной усталости, в которой до того момента не отдавал себе отчёта.

Я работал уже часа по три в день, но постоянно отвлекался от экрана ноутбука. В зарослях камыша я нашёл старую лодку наполовину в воде. Вытащил её на берег и перевернул, чтобы обсохла. У неё оказалось пробитое дно, но она была ещё крепка в целом. Не знаю, зачем я это сделал, но потом стал проводить много времени, просто сидя «по-турецки» и глядя в зеленоватую рябь озера. Рыбу удил, варил её в котелке. Сидя на краю лодки, я смотрел, как вдруг низко-низко полетели птицы над водой. Как приплывают утки к самому берегу и подолгу плещутся в тёплом мелководье. А иногда видел, как на противоположный берег выходил большой заяц.

Мимолётные эпизоды естественной жизни вокруг увлекали меня куда больше скучных строчек на экране. Через силу я выполнял должное, стараясь уменьшить время за ноутбуком. А в июле просто взял бессрочный отпуск «по семейным обстоятельствам». Природа мягко учила не спешить, дышать.

Постепенно я стал просыпаться с рассветом и ложиться на закате. Я вспомнил, что мне нравится подолгу не вставать с постели, а просто лежать, потягиваясь и обретая бодрость. Раньше я вскакивал по звонку будильника, от чего и пребывал в вечно дурном расположении духа. Теперь мои утра стали расслабленными и уютными. Я стал строить свой день в соответствии со своими внутренними ритмами, а не внешними обстоятельствами.

В одно такое утро я услышал кукушку где-то совсем неподалёку. Её громкое "ку-ку" перебивало утренний гомон птиц. По привычке я спросил:

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

Этот шуточный, где-то будничный вопрос вдруг отрезвил, окончательно вырвал из сна.

Сколько. Мне. Осталось. Жить. Вопрос.

Я сел. Посмотрел на свои руки, попытался найти себя в этом мире. Мне тепло, глазам ярко, спина немного затекла от долгого сна в одной позе. Это – моё тело, о котором за бесконечной тоской по прошлому, по родным я забыл. Ещё я забыл о себе самом. Давно не чувствовал, что жив. Не испытывал искренних эмоций; натянутый смех и внешняя весёлость в общении с другими – не в счёт. Я забыл свою радость, видел только боль. Забыл и думать об усталости, а я очень, очень устал вот так не жить. Я, сам по себе, моё истинное Я – меня у себя больше не было. И стало мне горько и как будто легче одновременно.

Сколько. Мне. Осталось. Жить.

В той машине мог быть и я. Я остался дома в последний момент, и если бы не сделал этого, мог погибнуть вместе с ними. Признаться, я желал себе смерти – вместо них. Меня неотступно преследовали чувство вины и вопросы без ответа: почему не я, почему они? И где-то на фоне – зачем мне жить без них?

И вдруг я понял: то же, что случилось с ними, может произойти и со мной. Не важно, как. Моя жизнь может остановиться вот прямо сейчас. А мне, оказывается, очень хочется жить… В тот момент исчезли звуки, вокруг меня словно образовался вакуум, в котором билась одна мысль, – очень хочется жить. Мне нужно было себя простить и разрешить себе радость.

Я выбрался из душной, нагретой уже солнцем палатки и ступил босыми ногами на свежую траву. Кожа ощутила холодное влажное прикосновение, захотелось разнести его по всему телу. Я провёл ладонями по росе и умыл влагой лицо. Вдохнул так глубоко, как только мог. Ну, здравствуй, новое солнце, здравствуй, новый день. Мне можно радоваться. Мне можно жить.

Оставшееся лето звало за собой. Я вёл себя, как мальчишка: бегал с визгом по ледяной утренней воде, нежился в солнечных лучах на тёплой траве, гонял уток и прыгал с лодки «бомбочкой»