Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да ничего, справлюсь!
— Только приступать немедленно! А то передумаю!
Так и накрылась моя мечта — погулять по городу. Да не страшно, шляпка у меня ещё будет! Много шляпок!
— На вон косынку надень! Чистая, не бойся, — продолжила Ванда, доставая из сундука, стоявшего тут же в кухне, чистую, но уже видавшую виды косынку. Когда-то она была белого цвета. — В нашем деле непокрытой нельзя. А то ядовитый сок брызнет на волоса, плешивой станешь. Меня винить начнёшь!
И хозяйка, видя мою оторопь, сложила руки на груди и громко рассмеялась. Зубы у этой Ванды были на загляденье: ровные и белые.
Такие в её годах только у господ бывают. Кто на отбеливающее зелье не скупиться. А стоит оно столько, сколько в приюте и за десять лет не заработаешь.
— Конечно, мадам, — ответила я, прикинув, что работа хоть и сложная, да, сразу видно, прибыльная.
— Называй меня, хозяйка. А теперь — в лес! Мне корень спаригии позарез нужен! Для тебя, между прочим!
Об этом корне я и слыхать не слыхивала, но виду не подала. Скажи спасибо, София, что читать-писать в приюте научили, да немного про окружающий мир растолковали, а дальше сама-сама. Слышала я о школах, где даже сироток обучают боевой или иной благородной магии, только по её окончании, придётся поступить в услужение туда, куда укажут.
Имя поменяют, судьбу. А пропадёшь — искать не станут. О таких школах поговаривали, что по доброй воле туда не попадают. И никогда не знаешь, кем в итоге окажешься. Кормилицей благородной семьи или шлюхой самого дешёвого борделя под прикрытием.
Поэтому я выбрала то, что хотела сама. Вольную, хоть и подчас голодную жизнь.
А сейчас, когда подошла к городским воротам, подумала, что зря поверила в судьбу. Лес, окружающий Плауполис, имел дурную славу. Никто после заката туда не ходил, а кто ходил — тому сам бес не брат.
— Куда ты, красавица? — спросил один из стражников, пухлый и низенький, подняв факел так, чтобы осветить моё лицо. — В такой-то час? На Ратуше часы десять раз пробили!
— Мне по делам, — ответила я с чувством собственного достоинства. — Я работаю помощницей мадам Ванды. Травницы. Слыхали, небось, про такую?
Трое стражников, стоящих в стороне позади товарища и с интересом наблюдающие, чем кончится дело, дружно загоготали.
— У Ванду Многорукой? Да у неё отродясь помощниц не было. А ну, показывай печать гильдии!
Спорить бесполезно. Не торопясь, я закатала рукав платья. Сердце болезненно сжалось, вдруг печать исчезла? Рысь и обмануть мог, Король мошенников всех мастей, что с него возьмёшь?!
— О, глянь, Олаф, вроде настоящая! Не врёт, стало быть! — низенький толстячок подозвал одного из товарищей, высокого, но пузатого. Тот криво усмехнулся, посмотрев сначала на мою грудь.
Я порадовалась, что на днях купила тёплый плащ, спасающий как от холода, так и от нескромных взглядов. Лето-летом, а травнице и осенью придётся под открытым небом работать.
— Настоящее, — процедил сквозь зубы высокий и сплюнул в сторону. — Видно же, вон закорючка и завиток. И зелёная загогулина, такие только в травяной гильдии ставят. Переливается зелёным.
— Смотри не заблудись! — неслось мне вслед, когда процедура осмотра закончилась, и ворота раскрылись, выпуская меня из города.
— Если что, кричи! На выручку прибежим!
Брехня! Никто не придёт. Да и не услышит.
Сразу за воротами начиналось небольшое поле, а потом уж и до леса рукой подать! Шла я бодро, напевая себе под нос весёлую мелодию, которую не распевает в Квартале Вечной Тьмы только ленивый.
В балладе поётся о девушке-сиротке, вдруг нашедшей своего принца. Она привлекла его кротким нравом да магическим приворотом. А потом стала важной дамой. Семья, кстати, тут же нашлась и поспешила явиться к сиротке под царственные очи!
А я бы погнала их поганой метлой! Зачем такие родственники, которых нет, когда они были нужны?
Перед тем как вступить в лес, я остановилась и открыла сумку, перекинутую через плечо. Порылась и на ощупь нашла фонарик с масляными зарядами. Магии в нём не было, не по деньгам мне всякие новомодные штучки, зато светил, как прожектор на городской тюрьме!
Поискала ещё и выудила на свет Луны тонкую брошюрку. Купила я её по случаю на ярмарке в посёлке, близ которого расположен приют. Неподалёку отсюда.
Всегда любила разнотравье, чай пить, отвары делать, вот и купила. Думала пригодиться. А потом вон как оно завертелось!
— Так, — деловито сказала я вслух. Нарочито громко, чтобы страх отогнать. Где страху нет — нет и места несчастьям. Так говорила одна из воспитательниц, я и запомнила.
— Спаригия. Где ты тут прячешься?!
Просмотрела оглавление и открыла нужную страницу. Ох ты, святые коренья, так это же мелисса лекарственная! Нельзя было сразу так и сказать. Я из неё столько настоек от кашля в приюте сделала!
Настроение у меня повысилось, я почувствовала уверенность в своих силах и бесстрашно, освещая фонариком, себе путь, ступила в лес.
В Плауполисе я уже почти полгода, так сказать, полноценный житель столицы, только в лесу ночью за всю жизнь не побывала. Вспомнились легенды о том, что деревья ночью оживают, только байки это. Разве Магический совет при короле допустил бы несанкционированную магию, да ещё в таких масштабах?!
Ладно, надо сосредоточиться на задании. Потом вернуться в гостиницу и собрать вещи. Я-то думала, что погуляю дня три, а потом в услужение к Ванде отправлюсь, да так оно и лучше. Сэкономлю на плате за ночлег!
Мелисса росла у старого дуба. Значит, здесь уже недалеко.
Увидев искомое, я ринулась к подножию дерева, между корней которого росла трава.
Даже начинающему понятно, что выкапывать растение голыми руками — верх глупости, на этот случай имеется специальная лопаточка. Вот такую я и носила с собой повсюду, верила, что пригодится. И этот день, вернее, ночь, настали.
Однако на деле всё оказалось непросто. Во-первых, купила я лопатку уже сильно бывшую в употреблении, на другую денег не нашлось, во-вторых, дождя не было больше двух десниц, земля утрамбовалась вусмерть.
Но и в последних, не было достаточно практики. Я всё больше руками работать привыкла, да и корни почти не выкапывала. Почти наполовину выкопала мелиссу, когда лопатка погнулась.
— Осторожно, надо выкапывать с комом земли, иначе корни обрежешь, — раздался над моей головой тоненький девичий голос, и я обмерла. Лесавка, что ли?
Слыхала я о таких духах самоубийц! Пристанут — живой не выберешься!
Я так и села на мягкое место и быстро отползла в сторону, позабыв и о сумке и о погнутой лопатке.
Передо мной стояла пигалица в платочке, повязанном на деревенский манер под подбородком. Вся такая худенькая, в рабочем засаленном переднике.