Когда я подошла к маме, она толклась среди других родителей, пытаясь завести разговор то с одним, то с другим, и не замечая их взглядов, красноречиво говорящих: отойдите от меня, от вас несет, вы пьяны.

Я взяла ее за руку; мне казалось, все смотрят только на меня.

— Пойдем, нам надо домой, — процедила я сквозь зубы.

— Дана! — чуть ли не закричала она. — Ты была великолепна!

Она бросилась мне на шею так, словно мы не виделись три года, и крепко обняла меня.

— Рада, что тебе понравилось, — выдавила я, высвобождаясь из объятий и подхватывая ее под локоть.

Мы продвигались к выходу, и мама, к счастью, не возражала, что я тяну ее прочь. Хотя бы это хорошо. «Все могло быть хуже», — попыталась я сказать самой себе.

Мне не пришлось спрашивать маму, за рулем ли она. Наша машина была припаркована так криво, что занимала три парковочных места. Я мысленно вознесла молитву небесам за то, что мама никого не сбила по дороге сюда.

— Ключи! — сказала я и протянула руку.

Мама негодующе хмыкнула и передернула плечами. Ей это далось непросто, так как она спускалась, вцепившись руками в перила, чтобы не упасть и не пересчитать головой ступеньки, ведущие к парковке.

— Я прекрасно поведу машину сама, — заявила она.

Злость распирала меня изнутри, но я знала, что не могу позволить себе взорваться, иначе все будет только хуже, как бы мне ни хотелось дать волю чувствам. Только бы не сорваться, только бы притвориться, что я спокойна и рассудительна! Тогда мне удастся быстрее уговорить ее сесть на пассажирское место и увести подальше от школы, подальше от любопытных взглядов одноклассников. Мама и так «дала всем прикурить», не хватало еще устроить семейную сцену на парковке!

— Можно все-таки я поведу, — сказала я, — мне же нужно тренироваться?

Будь мама хоть каплю трезвее, она бы услышала в моем голосе сдержанную ярость. Но она была пьяна в стельку, так что просто не обратила внимания. Правда, ключи отдала, что уже было облегчением.

Я вела машину и пыталась взять себя в руки, сжимая руль так сильно, что побелели костяшки пальцев. Мама была на пике излияний по поводу моего выступления, когда алкоголь, наконец, взял свое, и она вырубилась. Я была рада, что наступила благословенная тишина, хоть я и знала по опыту, как нелегко будет перетаскивать потом бесчувственное тело из машины в дом.

Когда я подъехала к дому и приступила к выполнению этой задачи, я поняла, что не могу больше жить так. Казалось, нет ничего хуже, чем жить с мамой — вечно обманывать, покрывая ее, когда она валялась в отключке, в то время как должна была встречаться с моей учительницей или везти меня на какое-нибудь внешкольное мероприятие. Сколько я себя помню, я жила в смертельном страхе, что мои друзья — насколько я вообще успевала подружиться, с нашими-то постоянными переездами — узнают, что моя мама — алкоголичка, и решат, что яблочко от яблоньки недалеко падает и что со мной лучше не водиться. И страх этот, как показала практика, был небезоснователен.

В нашей семье я была за взрослого с пяти лет. Настало время брать все в свои руки. Я решила позвонить отцу, и, если только не окажется, что он действительно урод и сволочь, я перееду жить к нему. В Авалон. Чудо-город, где пересекаются два мира — Реальный и Волшебный. Где относительно мирно сосуществуют магия и современные технологии. Даже в Авалоне, решила я, моя жизнь будет более нормальной и человеческой, чем здесь, с мамой.

Никогда еще я так не заблуждалась.

У меня вспотели ладони и засосало под ложечкой: самолет, на котором я летела в Лондон, шел на посадку. Мне все не верилось, что я решилась на это — сбежать из дома! Я вытерла ладони о джинсы и подумала: интересно, мама уже хватилась меня или нет? Когда я уезжала, она спала в отключке после нескольких дней запоя, и проспать так она могла сутки без перерыва. Вот бы обратиться мухой и подсмотреть за ней, когда она будет читать мою прощальную записку! Может, она поймет, наконец, что теряет меня и бросит пить? Но ставку на это я бы делать не стала.

Отца я разыскала легко. В трезвом виде мама и помыслить не могла о том, чтобы сказать мне, как его зовут, и его имени не было в моем свидетельстве о рождении. Но стоило задать ей пару наводящих вопросов, когда она была в говорливом пьяном виде, как она выболтала мне, что зовут его Симус Стюарт. Волшебники, как она сообщила по секрету, обычно не используют фамилий, но в Авалоне — пересечении Волшебного и Реального миров — они берут их себе для удобства простых смертных.

По большому счету, Авалон — крошечный городок. Его население составляет менее десяти тысяч жителей. Так что, когда я вышла в Интернет и скачала телефонный справочник Авалона, я легко нашла телефон отца — там был всего один Симус Стюарт. И тогда я позвонила и, назвав мамино имя, спросила, знает ли он ее. Он охотно ответил, что да, у него была подруга, которую так звали, и я сразу же поняла, что не ошиблась и что он — мой отец.

Он тут же пригласил меня приехать в Авалон погостить. Даже раскошелился на билет до Лондона первым классом. И ни разу за весь разговор не попросил дать маме трубку и не спросил, разрешит ли она мне лететь. Сперва меня это удивило, но потом я решила, что мама была права, говоря: если отец найдет меня, он без промедления попытается утащить меня в Авалон. «Дареному коню в зубы не смотрят», — напомнила я себе и приняла его приглашение.

И вот уже самолет с легким толчком коснулся взлетно-посадочной полосы. Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. У меня впереди еще несколько часов, прежде чем я увижу своего отца. Будучи коренным жителем Волшебного мира, он не мог вступить в Реальный мир. (Если бы он решил похитить меня, ему бы потребовался сообщник из наших.) Уникальность Авалона в том, что на одной территории сосуществуют два города — Волшебный и Реальный. Они как бы накладываются один на другой, как в переливающихся картинках. Когда отец стоял на границе Авалона, то за пределами города он видел только Волшебный мир. Шагни он туда — и он пропал бы из нашего поля зрения в Реальном мире.

Так что он попросил своего друга из Реального мира встретить меня в аэропорту Лондона и привезти в Авалон. Только пройдя через иммиграционный контроль Авалона, я смогу увидеть своего отца.

В Лондоне я прошла иммиграционный и паспортный контроль как в тумане. Во время полета я была слишком возбуждена и взволнована, чтобы поспать, а теперь усталость начинала брать свое. Я проследовала вместе с потоком прибывших пассажиров в зал для встречающих и принялась изучать таблички с именами — их было целое море — в поисках своей фамилии.

Но ее нигде не было.

Я посмотрела еще раз, теперь уже пристальнее, на каждую табличку. Может, мою фамилию просто неверно написали, вот я и пропустила ее? Но толпа встречающих стремительно редела, а я по-прежнему не видела никого, кто протягивал бы вверх на палочке табличку с моей фамилией. Я закусила губу и проверила часы, которые я уже успела перевести на лондонское время. Было 8:23 утра. Когда мы договаривались с отцом о встрече, он сам сказал, что таможню я пройду примерно в 8:15, так что его друг в любом случае уже должен быть здесь.