Жизнь ужасно несправедлива. Одной достается красота,счастье, удачливость, другой не перепадает ничего. Но потом богиня судьбыспохватывается и разом забирает у первой все.

Надюшке Киселевой мы завидовали всегда, и было чему. Хорошаона так, что даже бродячие собаки останавливались, чтобы посмотреть ей вслед.Еще в школьные годы все понимали, что Надька выскочит замуж лет в восемнадцать,потом разведется, а затем начнет бесконечно менять спутников жизни, подыскиваядостойного. Но Надя поступила в медицинский и, несмотря на то, что вокруг неевечно роились кавалеры, по гулянкам не носилась. Став детским врачом, Надюшапопала в поликлинику, где в основном работали женщины. Одним словом, когда ейисполнилось двадцать семь, народ начал считать Киселеву старой девой.

«Провыбиралась, – желчно констатировала Анюта Шахова, – все,теперь каюк, мужикам подавай молоденьких».

Но Надя удивила всех. Поехала отдыхать в Крым и вернулась с кавалером.Да с каким! Красавец, умница и тоже врач.

– Погодите, девки, – злилась Анюта Шахова, – курортныероманы, они такие. Поверьте мне, старой, стреляной лисе, у этого Богдана небосьимеется парочка бывших жен, штук шесть детей и мамаша с гипертонией.

Но Надюшке, как всегда, повезло. Богдан оказался сиротой,никаких жен и ребятишек в анамнезе не имел и просто сох по Киселевой. Сыгралисвадьбу, Анюта Шахова была свидетельницей. Я несла букет невесты, потом гулялицелую ночь в ресторане «Прага».

– Долго Надька бобра искала, – шепнула мне Анюта, – мы-то,дуры, все в любовь игрались, и что? Сидим теперь в дерьме по уши, с детьми, безалиментов. А Надюха хитрая. В молодости нагулялась, теперь в ярмо полезла. Эйты, Лампа, чего молчишь?

Я пожала плечами. А что ответить? С Надюшей я знакома сдетства. Мы жили с ней на одной лестничной клетке, но почему-то не сталилучшими подругами. Может быть, оттого, что были тотально заняты? Я ходила вмузыкальную школу, а Надя – в спортивную секцию. Она и в детстве была оченькрасива, но, в отличие от милых женщин, рассчитывающих только на внешность,Киселева обладала железной волей и целеустремленностью. В молодости она негуляла, а училась. Наверное, за хорошее поведение господь и наградил ее такиммужем, как Богдан. Одна беда, дети у них никак не получались. Надя оченьпереживала, а Богдан всем говорил:

– Зачем нам ребятишки? У меня Надюша есть.

– Бывает же людям счастье, – заявила один раз Шахова, – нипеленок, ни ботинок, ни воплей… Вот уж везет, так везет.

Причем ляпнула она это прямо в лицо Наде на каком-тосемейном празднике, куда была приглашена в качестве лучшей подруги. Надежданичего не ответила, а я возмутилась:

– Думай, что говоришь!

Анюта фыркнула и отправилась курить на балкон.

– Ей бесполезно делать замечания, – улыбнулась Надя, – непорти себе нервы.

– Как ты можешь с такой дружить? Она тебя ненавидит.

– Ну, это сильно сказано, просто Анюта слегка завидует тем,у кого жизнь складывается удачнее, чем у нее, – спокойно ответила Надюша, – мнежаль Нюшу.

В этом высказывании вся Надя. Что же касается везения, тооно пошло к Киселевой непрерывным потоком. Сначала они с мужем написаликандидатские диссертации, а в 1996 году открыли частную лечебницу. Несмотря наогромную конкуренцию в мире медицинских услуг, дела у них завертелись назависть многим. Надя и Богдан оделись, купили дорогие иномарки, начали ездитьпо три раза в год отдыхать в Испанию, и было очевидно, что всех заработанныхденег им не потратить никогда. Казалось, у Нади не жизнь, а масленица. Нодевять дней тому назад все разом кончилось.

Богдан вместе со своим заместителем Егором Правдинымотправились по делам за город, подробности того, что произошло потом, мненеизвестны. Знаю только, что по дороге, почти на въезде в Москву, у нихотчего-то загорелась машина, джип, хороший, дорогой, практически новыйавтомобиль. Он принадлежал Богдану, и сам хозяин находился за рулем. Егор успелвыскочить, а водитель нет. Обгоревшее до головешки тело Богдана достала службаМЧС. Мы похоронили его на Митинском кладбище, вернее, сожгли то, что осталось,в крематории.

Надя держалась изумительно. Анюта Шахова падала в обморок,билась в рыданиях, демонстративно пила валокордин и рвала на себе волосы.Вдова, внешне достаточно спокойная, стояла возле гроба. По ее щекам не теклислезы, и она не опиралась ни на чьи руки. Просто молча смотрела на закрытыйгроб. Но я увидела, что у нее мелко-мелко дрожит щека, и поняла, что Надюша елесдерживается. Просто хорошее воспитание не позволяло ей кликушествовать.

Потом были поминки, на которые собралось безумное количестволюдей. Нанятые официанты сбились с ног, таская блюда с блинами. Сначала, какпринято, выпили за помин души, сказали массу хороших слов вдове, клялись ввечной любви и дружбе. Затем, поднабравшись, заговорили о своем, понесся смех…Не хватало только оркестра и плясок.

Но, как водится, обещавшие вечную преданность наутро забылио вдове и сегодня, на девять дней, собралось всего одиннадцать человек.

Я не люблю ходить на поминки, честно говоря, просто не знаю,как себя на них вести. Веселиться нельзя, сидеть со скорбным лицом глупо,поэтому при первой возможности я убежала на кухню и попробовала помочь похозяйству. Но домработница и горничная весьма вежливо вытеснили меня в холл,пришлось возвращаться в гостиную. Я уже почти дошла до комнаты, когда раздалсязвонок. Горничная Соня высунулась из кухни и, показывая мокрые руки, попросила:

– Евлампия Андреевна, не сочтите за труд, откройте, а то япосуду мою.

Я загремела замком. На пороге возник странный парень, летсемнадцати с виду, одетый плохо, вернее, бедно.

– Телеграмма, – рявкнул он, – Надежде Киселевой, это вы?

Думая, что кто-нибудь из знакомых прислал соболезнование, япробормотала:

– Давайте.

– Вы Киселева? – не сдавался юноша.

– Можете отдать мне.

– Нет, – протянул курьер, – требуется расписаться.

– Где квитанция?

– Фигушки, – совершенно по-детски заявил работник почты, –зовите Киселеву.

Видя такое рвение, я кликнула Надю. Та получила небольшойлисток, развернула его и, сильно побледнев, опустилась на стул.

– Что? – испугалась я. – Мама?