— Может быть, даже четыре, — заметила она. — Еще надо промыть рану и сделать прививку от столбняка. Или вы спешите?

— Да нет, не особенно. Раз уж попал в больницу, как‑то глупо уходить, не получив всех положенных уколов. Вам, должно быть, понадобится мой страховой полис?

Пришлось все‑таки Эшли поднять глаза — не обращаться же к перевязанной руке!

— Вы правша?

— Слава богу, да!

И он улыбнулся — широкой, удивительно обаятельной улыбкой. Так, словно и не знает, что он самый красивый мужчина на свете и что от одного взгляда на него мозги у Эшли обращаются в студень.

— Хорошо… э‑э… очень хорошо, — пробормотала она, невольно задумавшись, не мешает ли ему эта каштановая прядь, упавшая на глаза, и что будет, если протянуть руку и убрать ее, а потом…

Боже правый, что это с ней сегодня?

Тряхнув головой, Эшли заставила себя собраться с мыслями.

— Через несколько минут освободится кабинет неотложной помощи. Поскольку истекать кровью вы не собираетесь, я пока усажу вас здесь и дам подписать наши бумаги, а потом провожу вас туда.

— Отлично, мисс… э‑э…

— Доусон. Эшли Доусон, — ответила она и, вскочив, почти бегом бросилась назад за конторку.

— Вот это мужик! — прошептала ей на ухо Джейни. — А кольцо есть? Я сквозь бинты не вижу!

— Спокойней, дорогая, он всего лишь пациент, — урезонила ее Эшли.

— А я женщина терпеливая, — откликнулась Джейни. — Подожду, пока ему руку зашьют, и умыкну его с собой на остров Бора‑Бора!

Эшли едва не прыснула: хохотушке Джейни за пятьдесят, она много лет замужем и счастлива в браке.

Найдя ручку и стандартную папку с информацией о «Флэтроке», Эшли протянула то и другое мистеру Красавчику, и с облегчением вернулась к своим телефонам.

Нельзя сказать, что она о нем забыла. Трудно позабыть о человеке, который сидит напротив тебя и (или, может, это только, кажется?) не упускает из виду ни одного твоего движения. И вид у него при этом словно у кота, только что слопавшего, канарейку.

Заполнив анкету, незнакомец помахал Эшли рукой. Та взяла у него бумаги и, просматривая их на бегу, поспешила к компьютеру… и вдруг так и плюхнулась на стул, не в силах поверить своим глазам.

— Так я и знала! — пробормотала она. — Не зря говорят, что понедельник — день тяжелый!

Она уже заканчивала переносить информацию в компьютер, когда в приемную впорхнула Синди.

— Эшли! — громким шепотом окликнула она коллегу. — Джейни мне сказала, что у нас необычный пациент. Ты его видела? Такой высокий, широкоплечий, в джинсовой рубашке? Он похож на… на…

— На греческого бога? — мрачно поинтересовалась Эшли, засовывая страховой полис «божества» в копировальный аппарат.

— Точно! А улыбка у него просто… просто…

— Неотразимая? — не разжимая зубов, прошипела Эшли.

— Ага! А глаза такие… такие…

— Ты, видимо, хочешь сказать «зеленые». Спасибо, я уже заметила. А теперь извини, мне пора вести этого зеленоглазого бога, в смотровую номер два.

— Ну, повезло!

— Да уж! Надеюсь, у доктора Чайлдса найдется для него самая тупая игла!

Чеканя шаг, она вышла из‑за конторки и обратилась к раненому — обычным, профессиональным тоном, но теперь уже без намека на улыбку:

— Идемте, мистер Каллахан. Нас ждут.

Бывали, конечно, у Эшли Доусон понедельники и похуже этого.

Но нечасто.

И дело не в работе — работу свою Эшли любила. Беда в другом: несмотря на профессиональную этику и все такое прочее, весь день до вечера Эшли преследовали неотвязные мысли о мистере Логане Каллахане. 0 том, как приятно было бы схватить этого мерзавца за отвороты голубой джинсовой рубашки и встряхнуть так, чтобы у него зубы застучали!

Или, может… поцеловать?

Одно другого не легче! Решительно тряхнув головой, Эшли кивнула на прощание сменщице и твердым шагом вышла за дверь. Рабочий день окончен, осталось добраться до дома, приготовить себе что‑нибудь повкуснее (и плевать, сколько там углеводов и калорий!), свернуться калачиком на диване и найти на одном из телевизионных каналов какую‑нибудь слезливую мелодраму. Сейчас ей не помешает хорошенько выплакаться.

«Все классные мужики уже женаты!» — вечно твердит ее подружка Тереза. И Эшли готова с ней согласиться — но только отчасти. Все по‑настоящему классные мужики — такие, от одного взгляда на которых дрожь пробирает, и коленки подгибаются, — на поверку оказываются никчемными, бездушными, алчными, бессердечными ублюд…

Эшли остановилась посреди стоянки, как вкопанная: предмет ее размышлений восседал за рулем пыльного винно‑красного «мерседеса». Огромной шикарной машины именно того типа, на каких обычно разъезжают по дорогам алчные, бессердечные уб‑людки. Хотя этот конкретный «мерседес» выглядел не совсем типично. Попросту говоря, его не мешало бы вымыть.

И на водительском сиденье небрежно развалился не кто иной, как мистер Логан Каллахан во всей красе! Ковбойская рубаха с закатанными рукавами, темно‑синие джинсы, едва не трещащие по швам, на мощных бедрах, непослушная косая прядь на лбу, шоколадный загар, широкая улыбка, шальные зеленые глаза… черт побери, почему такая внешность еще не запрещена законом?!

Эшли сделала каменное лицо и гордо простучала каблучками мимо — по несчастному стечению обстоятельств невыносимый мистер Каллахан припарковал «мерседес» рядом с ее «фольком», — но, уже вставив ключ в замок, не выдержала.

— Что это вы здесь делаете, мистер Каллахан? — поинтересовалась она сладчайшим и ядовитейшим голоском. — Вас ведь давно выписали. Или, может, вам некуда идти?

Она не услышала — почувствовала, как он поднялся и, выскользнув из «мерседеса», неторопливой тигриной поступью двинулся к ней.

— Пытаюсь понять, что со мной не так, мисс Эшли Доусон, — ответил он.

«А что может быть не так?» — мысленно изумилась Эшли. Руку ему осмотрели, обработали, наложили швы, велели ехать домой и показаться через неделю — чего ему еще не хватает?

— Ч‑что вы х‑хотите сказать? — выдавила она — и поразилась звучанию собственного голоса. Даже в глубоком детстве Эшли Доусон не страдала заиканием.

Каллахан прислонился к дверце «мерседеса» (черт бы побрал, эту его манеру беспрерывно куда‑то прислоняться!) и пожал плечами.

— Сам не знаю. Знаю только, что встретили вы меня с улыбкой, но, едва увидели мой страховой полис, от вас повеяло февральскими морозами. Со всеми прочими, как я заметил, вы были милы и очаровательны, а вот меня обдавали таким холодом, что и пакет со льдом не требовался. И, признаюсь, — тут губы у него изогнулись в неотразимо порочной усмешке, — вы меня заинтриговали. Я решил подождать и выяснить, в чем дело. Пока ждал — перехватил сандвич, так что не беспокойтесь, дурно мне не станет. Кстати, вам никто не говорил, что глаза у вас цвета конского каштана?