– С вашей дочкой все будет в порядке. У нее нет ни одного перелома, не придется лежать в гипсе. Позвоночник не пострадал, внутренние органы целы. Она сильно ударилась головой, но ей помогает самый лучший врач, он сделает все как надо. Что же поделать, милая, бог не всегда бережет наших детей. Но вы не должны отчаиваться. Она жива, это главное, а вот мой сын...

Обычно Ариша умел заглушать боль воспоминаний, но сейчас они нахлынули на него, не спрашивая разрешения, вместе с запахами медикаментов, аурой горя, царившей в отделении, и озабоченными взглядами докторов. Дед сел рядом с матерью Ольги и закрыл лицо ладонями. Теперь уже ему требовалась помощь, и теперь женщина мягко положила руку ему на плечо. Так уж мы устроены – даже когда сами находимся на грани отчаяния, всегда находим силы поддержать другого, даже плохо знакомого нам человека. Мой дед собирался отвлечь женщину от мрачных мыслей, но никак не думал, что будет рассказывать ей о нашей общей трагедии.

Моего отца он воспитывал один, не владея никакими специальными педагогическими техниками, выдвигая подчас противоречивые требования, так как сам воспитывался на симбиозе пролетарской, даже скорее жесткой чекистской дрессуры со стороны своего отца и тихого внедрения аристократических замашек со стороны матери, дворянки по происхождению. Поэтому дед мой был человеком голубых кровей с буйным, несколько хулиганским нравом. Хотя хулиганский нрав можно тоже приписать дворянской крови, – предки его отличались склонностью к смуте, а один из них даже участвовал в восстании декабристов. Но вот кто из предков возьмет на себя ответственность за пристрастие деда к азартным играм и легкому, ни к чему не обязывающему карточному шулерству? Наверное, опять дворяне. Пролетарии-чекисты же, тихо презрев идеалы марксизма-ленинизма и пользуясь служебным положением, вдоволь наэкспроприировав экспроприированное или награбив награбленное, говоря более понятным языком, обеспечили ему безбедное существование.

Впрочем, моего папу он воспитал вполне нормальным человеком, законопослушным, успешным, любящим. Они с моей мамой погибли в автокатастрофе у меня на глазах, когда мне, Полине Андреевне Казаковой, было четырнадцать лет. Виновником аварии был главный прокурор города, он же представил все так, будто папа, а не он, в пьяном виде управлял автомобилем. Дело закрыли, не доведя до суда, нам с дедом пришлось выплатить компенсацию за ремонт автомобиля прокурора и перебраться за город, в коттедж, который мама и папа только-только успели достроить. С тех пор мы друг для друга – единственные близкие люди. Я, несмотря на свои двадцать восемь лет, так и не вышла замуж и не нарожала ему внуков, дед тоже остался верен своей первой любви, моей бабушке, исчезнувшей около сорока пяти лет назад.

– Господи, как я мог забыть! – встрепенулся Ариша. – Инесса!

Он действительно запамятовал, как оказался в приемном отделении. Видимо, пока он узнавал о состоянии здоровья Ольги, его новая знакомая получила помощь и ушла, не найдя галантного старика на месте. Позор! Что она о нем подумает! И он так и не успел ничего узнать о ней: кто она, замужем ли, любит ли оперу или предпочитает джаз. Кошмар! Дед приуныл. Но уныние не давало ему права бросать еще одну женщину, попавшую в более серьезную передрягу – мать Ольги, Катерину Ивановну, как она ему представилась.

– Откровенность за откровенность, голубушка, – без церемоний приступил он к вопросу, который не давал ему покоя. – Кто тот молодой человек, которого вы прогнали? И почему вы обвинили его в произошедшем с Ольгой? Считаете, это он толкнул ее под колеса автомобиля?

На лицо женщины опять набежала тень, черты ее некрасиво исказились, губы сжались.

– Толкнул. Только не физически, а морально. Он бросил мою девочку, когда и без этого ее жизнь потеряла смысл. Олечка лишилась работы, таланта, будущего. Он ославил ее на весь город, чуть не упек за решетку, оставил без средств к существованию. Это страшный человек! Но я знаю, что я сделаю. Он тоже не будет жить. Деньги у меня есть – копила Олечке на свадьбу. Она в последнее время хорошо зарабатывала и почти все деньги отдавала мне. Так я на хозяйство из ее зарплаты ничего не тратила, все откладывала, думала, ей пригодится. И правда, пригодилось. Только не на то, на что я рассчитывала.

– Постойте, – перепугался Ариша, – вы хотите нанять киллера? Не вздумайте! Есть множество законных путей наказать порок, например, написать заявление в милицию. За доведение до самоубийства дают хороший срок, пусть поживет среди уголовников, похлебает тюремной баланды.

– Что вы, Олег очень богат, он откупится! А моих средств не хватит на хорошего адвоката. Или хватит? Вы не знаете случайно, сколько может стоить адвокат?

– Знаю, голубушка, знаю. И даже могу порекомендовать вам прекрасного специалиста. Видите ли, я не последний человек в этом городе, у меня есть некоторые связи. Я попробую вам помочь. Сегодня же постараюсь увидеть его и рассказать о вашей беде.

В этот момент в глубине плохо освещенного коридора зловеще лязгнула дверь, и санитарка в несвежем халате с грохотом выкатила из полумрака ржавую железную каталку с телом, накрытым коричневатой простыней. Простыня была, как обычно водится, коротковата, поэтому не прикрывала желтоватые ступни, на одной из которых уныло висела клеенчатая бирочка. Катерина Ивановна тихо охнула и приросла к стулу. Санитарка, глухо откашлявшись, зычно гаркнула:

– Зинка, найди Петровича, работу ему везу!

Дежурная, сидевшая у входа, отозвалась:

– Да он с утра в котельной завис, сегодня уже не работник.

– А меня не касается! Можно подумать, ему живого человека резать. Да тут и так все ясно, пусть поковыряется для вида да зашьет, любой алкаш справится.

Ариша от изумления потерял бдительность, поэтому не успел перехватить Катерину, птицей кинувшуюся к каталке и запричитавшую над трупом. Она выкрикивала проклятия в адрес Олега, а также всех эскулапов мира, алкоголиков, адвокатов, обнимала тело под простыней, отталкивала пытавшихся оттащить ее санитарок. Весь этот кошмар продолжался до тех пор, пока простыня не сползла и неожиданным зрителям не предстало благообразное лицо старушки с заострившимся носиком и скорбно поджатыми губами. Только после этого Арише удалось оттащить женщину от каталки и усадить обратно в кресло. Тут же подлетела молоденькая сестричка с маленьким стаканчиком остро пахнущей жидкости, одной рукой привычно поддержала женщину за затылок, а другой мягко опрокинула стаканчик с успокоительным ей в горло. Никто не заметил, как из дверей, ведущих к операционной, вышел немолодой доктор с потухшими глазами. Он подошел к маленькой группе, снял шапочку и вытер ею пот со лба.

– Операция прошла успешно, состояние вашей дочери стабильно тяжелое. В сознание она придет не скоро, пока будет находиться на искусственном жизнеобеспечении, а дальше – посмотрим. Идите домой, сейчас вы ничем не можете ей помочь.

Он постоял еще немного, потом, так и не взглянув в глаза женщине, зашагал дальше по коридору.

– Не надо мне адвоката, – сквозь зубы прошептала мать, – я знаю, как расквитаться с ним. Я бабку одну знаю, она нашлет на него такую порчу, что никто снять не сможет!