Дело в том, что моя мама — Манана Каркарашвили — совсем недавно, буквально несколько лет назад, переехала в Тбилиси из Сочи по настойчивой просьбе главы нашего рода бабушки Аграфены и, соответственно, не очень «шпрехала» по-грузински, но у дочери «престижных» родителей заведующей аптекой Наны Учадзе и министра Арчила Каркарашвили, да к тому же супруги ученого Талеса Шония (мой отчим) снобистский выбор был предопределен заранее. Что касается моего отца, он появился в моей жизни значительно позже.

Итак, после небольшой вступительной речи и здравиц в честь великих коммунистических принципов и идеалов мы, первоклашки, как растерянные гуси, разошлись по классам.

Первая учительница — уникальный феномен! И если в моей жизни (благодарение Господу!) было много добра и чудес, то одно из них — госпожа Лейла Кинцурашвили, или, если точнее, Лейла-масц. (сокращенно от «масцавлебели» — учитель, как принято обращаться к педагогам в грузинской школе. — Л.М.).

Добродетельная, миловидная и терпеливая, она отвечала на читаемые в наших глазах страх и недоверие любовью и мудростью.

После первого же прочтения списка учащихся была предопределена моя судьба.

— Морошкина, Лали. Русская. Ты откуда, милая?

Я грузинка, ответила я, не поняв, почему учительница выделила меня из 45 детей, задав такой странный вопрос. На задаваемый в последующей жизни в разных тональностях этот вопрос я, наверное, миллион раз отвечала, повторяла и даже кричала:

— Я грузинкаааааааа!

Наверное, у каждого учащегося в его школьной летописи особое место занимает буфет. Много лет я пыталась объяснить «тайну» школьного питания. К каким бы изощрённым способам не прибегала моя мама, овладеть кулинарным чудом, называющимся «школьная котлета», ей так и не удалось. А чуть подслащённые коржики и «язычки» — так это и вовсе было праздником вкуса.

Вероятно, сегодня всё это такой же раритет, как красный пионерский галстук.

Звонок на большую перемену и «армагеддон» в школьном буфете совпадали по времени. Каждый как мог старался протиснуться к заветному кусочку лакомства, передвигаясь в основном по конечностям друг друга. Оставшееся до звонка на урок время заполнялось такой «сверхинтеллектуальной» игрой, как «Здравствуй, осел!» Правила игры были столь же простыми, как все гениальное на этом свете. В частности, ребята, перевоплощаясь в ослов, словно всадники на импровизированном «животном», перепрыгивали через препятствия. «Ослом» был тот, кто оставался последним.

Я и моя школьная подруга (мы дружили с первого класса), голубоглазая и румяная блондинка Марина Салуквадзе, затаив дыхание, следили за развлечениями «старших». Марикуна, как мы ее ласково звали, не жаловалась ни на габариты, ни на аппетит и безостановочно что-то жевала, причем с таким наслаждением, что сидящий за нашим столом пятиклассник время от времени пощипывал ее пухленькие щечки.

В этом шуме, гаме, пыли и переполохе особым озорством отличался один мальчик, чьи изумрудные глаза маленькими дельфинчиками выплывали в общей кутерьме, останавливая взгляд на ком-либо из присутствующих. На сей раз его взор был прикован к нашему сотрапезнику.

— Эй, Мишка, что ты с девчонками болтаешь, давай к нам, проигрываем ведь… — орал «принц из грязи».

— Да отстань ты, знаешь, каким перепачканным я вчера домой вернулся?

— Вах, что за чистюля, ты что, в оперу собрался! Иди, подсоби, а то век не отыграемся! — И зеленоглазка опять исчез в толпе потных сорванцов.

И почему я обратила внимание на цвет его глаз?

— Мальчик, как тебя зовут? — не вытерпела я и первая заговорила с предметом интереса играющего мальчика.

— Я Мишико Саакашвили, а ты?

— Я Лали Морошкина, а это Марина Салуквадзе, просто Марикуна.

— Морошкина? Ва, русская, здесь откуда?

— Оттуда, — сказала я и повернулась к нахалу спиной.

— Хорошо, хорошо, да пошутил я. Ты в каком классе?

— В третьем, — с гордостью ответила я и с завистью посмотрела на его алый чистенький галстук. Он уже пионер! Скорее бы прошли два года…

— И Марина в третьем? — спросил явно удивленный Мишико.

— Да, и Марикуна.

— Уф, я-то думал, что она старше. Видимо, и вправду у неё отменный аппетит, — засмеялся наш новый знакомый.

Марикуна тем временем азартно болела за мальчишек, а наш разговор ее совершенно не волновал.

— Ну давай же, Нукри, давай, покажи класс этим балбесам из шестого «а», — кричала растрёпанная Марикуна и размахивала зажатым в правой руке бантом, который всего пару минут назад украшал её длинную косу.

Тем временем в моей голове вертелась лишь одна мысль: кем был этот сказочный изумрудоглазый принц в разорванной сорочке, испачканной в грязи, есть ли у него возлюбленная, и вообще, как было бы здорово находиться рядом с ним в буфете каждый день…

— Познакомься, это мои новые подруги — Лали и Марикуна, — опустил меня, витающую в мечтах, на землю голос Мишико.

— Я Нукри Чаганава, — грубо сказал поверженный в поединке рыцарь, отобрал у Мишико дважды надкушенную котлету, уполовиненный коржик и сразу перешел к делу.

Э, парень, какое время заниматься этими молокососками, мы же проиграли!

— Подумаешь, сегодня проиграли, завтра выиграем, вот принесу сменную одежду и покажем им, «где раки зимуют», а то мне вчера здорово от мамы влетело!

— Давай, брат, а то ведь знаешь, потом не вылезем из челюстей «стариков», домой-то через «биржу» возвращаться (места толковищ «золотой молодежи» Тбилиси в советское время. — Л.М.). Да, кстати, ты деньги принес?

— Какие деньги? — спросил Мишико с явным удивлением.

— Вот бестолочь! Ты что, забыл, мы должны отдать их Чхаидзе. А не то увидишь, как они устроят нам «В гостях у сказки!»

— Пойдем, Лали, звонок уже прозвенел, — доставала меня Марикуна.

Я с трудом волочила ноги к выходу. Тем временем в буфете исчезали в пыли силуэты свекольного от натуги растрепанного Нукри и жующего концы алого галстука возбужденного Мишико.

В школе царила необычайная суета. Шло приготовление к 1 мая, школьное торжество ежегодно вносилось в перечень обязательных праздничных мероприятий второго полугодия, к которым, естественно, готовились и мы. На сей раз подготовка отличалась особым усердием. Дело в том, что в Грузии, в частности, в Тбилиси, а ещё конкретнее — в нашей школе, гостили партийная элита ГДР и передовой педколлектив советских учителей.