Место, где мы обедаем, располагается на крыше Академии – под стеклянным куполом. Искусственная выцветшая листва оплетает арку над входом, напоказ выставлены миниатюрные столы в две персоны, кафельная плитка уводит служащих в подобие шатра, где осуществляется готовка, стук каблуков сливается с чужой речью в песнь города. Поднимая глаза к небу, кажется, ещё чуть-чуть и непременно достанешь грязные облака руками. Выше Академии лишь Здание Комитета Управляющих, где заседают отец и мать и где появляется речь о создателях в моём исполнении.

Образование есть вторая ступень после Семьи, конечная – Управление. Кто-то говорил мне, после третьей следует вновь семья и, получается, цепь бытия нерушима: звенья скрепляются в круг. Не думаю, что этому можно верить. Я собираюсь взобраться на высшую ступень управления и там вплавиться, застыть. Ничего иное не принесёт упокоение нраву Голдман. Мы Создатели. Мы есть правящая рукоять, что показывает движение сотням шестерёнок этого города.

Двери лифта плавно выпускают нас: Ирис давит улыбку юноше, что приближается, но юноша не видит Ирис, что пытается угодить; здоровается со мной и замирает напротив. Робкого ума подруги хватает, чтобы исчезнуть в тот же миг; она привыкла оставлять наши беседы наедине.

– Сладкая девочка, – улыбается Ромео.

– Давай без этого, – пресекаю я и быстро оглядываюсь.

Группа учащихся застывает дальше по коридору – мы им без интереса. Или так кажется…Ни в чём нельзя быть уверенным. За нами постоянно следят. За нами постоянно следят?

– Как скажешь, – кивает юноша, – сладкая девочка.

– Твои шутки до добра не доведут. Здесь люди и камеры.

– Ни люди, ни камеры не влияют на мою радость при виде тебя.

– А вот их мнение и слова – влияют. Не хочу быть причастна к возможным разбирательствам. Ты видел меня на Здании Комитета Управляющих? Моей семье скандала не хватало, Ромео!

Конечно, я просто хотела упомянуть о собственной заслуге: дочь Голдман впервые на экране.

– Прекрати отчитывать, – бросает юноша и облокачивается о стену – серую, холодную. Окон нет ни в коридоре, ни в кабинетах. Тянущиеся холодные лампы и только. Знаю, у многих и в личных квартирах нет окон (потому хороши дома); да и для чего нужны окна, через которые на тебя смотрит небо, цветом и настроением схожее с куском обглоданного картона? – Конечно, видел! Твоё личико смотрело на каждого в городе. На каждого!

– Это приятно.

– Чем займёшься?

Уроки закончились, и мы могли отправляться домой. После учёбы я всегда оставалась на обед в Академии – иногда компанию составляла Ирис, иногда – Ромео. И никогда – они вместе. Ирис ощущала некий дискомфорт от нахождения за одним столом с противоположным полом…если точнее – кусок салата в рот засунуть не могла. Здесь без комментариев. Сегодня мы обедали с Ирис, потому что Ромео оставался в библиотеке – работал над индивидуальным проектом, я не интересовалась.

– Чем займусь? – повторяю. – Наверное, заглаживанием вины за то, что завуалированно обозвала подругу-анорексичку анорексичкой.

– Это жестоко даже для тебя.

– Правда? Куплю пару тряпок, она растает. Ничего не меняется, это порядок вещей. Как говорит отец: «стабильность есть признак мастерства».

– Удобно и прогрессивно, когда ты можешь решить свои проблемы за деньги – цена вопроса в их количестве.

– Считаю более удобным способом решение проблем – фамилию. Её авторитетность.

– Фамилия способна проблемы создавать, деньги же – никогда.

– Будем спорить?

– Можем, пока я провожаю тебя до гардеробной.

Мы учимся с Ромео на одном курсе. Ирис учится с нами. И ещё два десятка ребят. До выпуска из Академии остаётся полтора года. За окончанием образования идёт следующая ступень – управление, я говорила. И я должна быть готова к этой ступени, должна прийти к ней заранее и подать себя с первых секунд нахождения в Здании Комитета Управляющих. Имя отца и имя матери обеспечат мне толику уважения, но истинное восхищение я заслужу своими деяниями, взглядами и решениями. Я привнесу только положительное, я вознесу управляющих, я создам собственный элизий, где соберутся лучшие из лучших и умные из умнейших. Все мы будем исправно выполнять свою работу и освещать будущее поколений – как заведено. Мы Создатели и мы создаём лучший мир. И я должна занимать позицию тех людей, что правят остальными.

Смотрю на отдаляющийся по коридору силуэт Ромео. Думается, его спина будет также отдалятся от меня по коридору в Здании Комитета Управляющих. В планах работать вместе, заседать в одной палате. Мой отец относится к Палате Социума: решает вопросы о равенстве и неравенстве, лишает прав недостойных относиться к управляющей знати. Ромео тоже постоянно рассуждает о людях и их правах: говорит, привнёс бы в Палату Социума необходимые для мирного взаимодействия районов изменения, но не откровенничает, не перечисляет их. В любом случае, я доверяю Ромео – он сделает всё на благо Нового Мира. На благо меня. Однако, к прочему, ему нравится работать с числами. Может, он займёт Палату Финансов? Это почтенно – держать валюту города, контролировать расходы и доходы районов, равнять их, выделять суммы и суммами облагать, изымать и направлять. Мне – даже! – хочется, чтобы мой будущий супруг занимал место в Палате Финансов: престиж и уважение окружают всякого, кто держит руку на городском кошельке, ибо люди падки к деньгам в любое время и в любой век.

К слову, Комитет Управляющих состоит из девяти палат (Социума, Финансов, Производства, Медицины, Образования, Рекламы, Безопасности, Передвижения и Администрации) и четырёх Залов (Суда, Труда, Контроля и Семьи). Палаты исполняют функцию деятелей: обтачивают истины Нового Мира, ищут наиболее выгодные условия для комфортного существования граждан, совершают открытия, вносят корректировки и нововведения или отказываются от них вовсе, а в Залах ведутся неизменные действия. Например, в Палате Социума отец решает, достойны ли атавизмы Нового Мира в лице смердящих исполнителей из южного района зваться ровней северянам. А в Зале Суда следует одного из исполнителей наказать, если он поведёт себя недостойно жителю идеального общества. В Палатах думают, как усовершенствовать наш мир, а в Залах принимают меры по регулированию этих совершенств.

Ромео оборачивается, чтобы убедиться – я следую. Но я не следую. Смотрю на него и думаю.

У него густые, иссиня-чёрные волосы, они опрятны и волнами прилегают к голове; у него тёмная, словно бронзовая, отливающая статью и красотой, кожа; его карие – почти чёрные – глаза буравят меня: ничего в них нет. Люди такие пустые. Такие глупые. И он в том числе. И он в том числе? Они ищут ответы на сложные вопросы, а сюр ситуации в том, что сами они просты.

– Ты задумалась. Всё хорошо? – интересуется Ромео.

– Ещё спрашиваешь, – с мнимым оскорблением бросаю я и возвращаюсь в поток движущихся учеников. – Представила тебя в Здании Комитета Управляющих.