Вариант первый. Не работать и, следовательно, ничего не зарабатывать.

Вариант второй. Много, тяжело и неинтересно работать и зарабатывать копейки.

Первый был мною отвергнут сразу, как пережиток капитализма и вульгарное барство. Второй же, не сразу очевидный, — через длительное время бесплодных поисков.

Сначала я была бодра, весела и настроена на успех. Рассылала резюме во всевозможные конторы и агентства, офисы и представительства. Ходила быстрой и решительной походкой, словно царь Петр на судоверфи, готовая хоть сейчас прорубить окно в Европу, и даже не одно.

Однако моя кипучая деятельность давала совсем не те результаты, на которые я рассчитывала. Отклики на мои резюме приходили редко и вяло. Но я не отчаивалась. На собеседования с предполагаемыми работодателями я отправлялась с огнем во взоре, но по возвращении с выражением моего лица происходили значительные перемены. Работодатели желали много: владения английским и компьютером в совершенстве, опыта работы длиною в среднюю человеческую жизнь и представительной внешности, понятие о которой они черпали из журналов «Вог» и «Харперс Базар», забывая о существенной разнице между профессиями супермодели и секретаря. К тому же трудовой процесс, по мнению беседовавших со мной работодателей, не должен был прерываться даже паузами, необходимыми всякой нормальной человеческой особи для сна и отдыха, а оплата такого труда не превышала стоимости хорошего импортного электрического чайника. Словом, мы с нанимателями откровенно не нравились друг другу.

Время шло, сугробы таяли, а вместе с ними и мои надежды на будущее. С каждым днем я все больше мрачнела, да к тому же еще и худела. Перспектива достичь толщины удочки и втискиваться в щели, куда ни один человек пролезть не сможет, не слишком согревала мою душу.

Сегодняшнее собеседование не было чем-то из ряда вон выдающимся. Лысый мужик с куцей рыжей бородой просмотрел мое резюме, задал несколько вопросов и в течение получаса соловьем пел о задачах и перспективах своей фирмы, не замечая моих тоскующих взглядов. Под конец он сообщил, что работать я должна с девяти утра и до того времени, пока сам он не уйдет из офиса, что характер у него мягкий, но порядок и дисциплина — это его слабость, что иногда придется работать и в выходные и что зарплата моя будет…

Я произвела в голове нехитрые вычисления и получила сумму, не достигающую даже ста долларов.

Подавленная несправедливостью мироустройства, я выползла на улицу, залитую весенним солнцем, словно одуванчиковым вареньем, и занялась поиском ответа на гамлетовское «быть или не быть?», пока возглас жизнерадостного подростка не отвлек меня от горьких раздумий.

В последний раз обменявшись взглядом со своим отражением, я продолжила свой путь к метро. Нельзя сказать, чтобы мне полегчало, скорее, наоборот — на меня накатила такая хандра, что я едва сдерживалась, чтобы не завыть.

Неудачи с поисками работы были противными, но безобидными цветочками по сравнению с другими моими проблемами. Ягодками же — ядовитыми, как мышьяк, стрихнин и синильная кислота, вместе взятые, была моя личная жизнь. Точнее сказать, ее полное и абсолютное отсутствие. Интереса ради я попыталась припомнить свой последний страстный поцелуй с мужчиной. Память услужливо нарисовала вечеринку двухмесячной давности и молодого человека, которого я с тех пор не видела. Молодой человек был ужасно симпатичен и столь же пьян. Целоваться с ним было приятно, но, к сожалению, я не наделена даром предвидения: знала бы, что больше с ним не встречусь, ни за что не стала бы его целовать, даже больше — взяла бы что-нибудь увесистое, например двухлитровую бутылку «Спрайта», и хорошенько двинула бы по его хмельной голове. Но, с другой стороны, такая жестокость была бы несправедливой: этот закончившийся ничем поцелуй все равно был в сто раз лучше, чем ухаживания всяческих зануд и страшилищ, подразумевающие — бр-р-р!!! — долгие серьезные отношения и глубокие искренние чувства.

С хмурым видом изучая схему метрополитена и слегка покачиваясь в такт движению поезда, я пыталась как можно разумнее спланировать остаток дня. На сегодня у меня было назначено еще одно собеседование, так что возвращение домой откладывалось. Я решила, что прогулка по Москве прольет бальзам на душевные раны, нанесенные предыдущим собеседованием в частности и всей проклятой жизнью в целом. Оставалось только уточнить маршрут.

Выбор пал на станцию «Пушкинская». Очутившись снова на поверхности, я купила в «Русском бистро» пару пирожков и, перейдя проезжую часть, поплелась по Тверскому бульвару в сторону памятника Тимирязеву. Меланхолия владела мною безраздельно, словно силы тьмы дартмурскими болотами. «Какого черта?.. — размышляла я, но закончить эту глубокую философскую мысль мне не удавалось, и я начинала заново: — Какого черта?..»

Поглощенная этими неплодотворными умственными усилиями, я медленно брела по бульвару, скользя рассеянным взглядом по немногочисленным прохожим. Бородатый бомж, женщина с коляской, старушка с длинной рыжей таксой на коротком поводке и невысокого роста мужчина в красном берете и длинном черном пальто… Справа и слева, за рядами деревьев, летели автомобили, жизнь шла своим чередом, а я шла по бульвару куда-то мимо жизни.

Вид гигантского, загаженного голубями Тимирязева отчего-то привел меня в чувство. Я поняла, что увязла в хандре по самые уши и дальнейшее погружение может оказаться для меня гибельным. Необходимость каких-нибудь жизнеутверждающих действий стала очевидной. Самым несложным и доступным из всех была покупка чего-нибудь милого и приятного. Чего-нибудь…

— Ага! — осененная идеей, воскликнула я и уже через семь минут входила туда, где надеялась найти то самое милое и приятное, что могло бы хоть ненадолго примирить меня с жизнью, — в маленький магазинчик в середине Никитского бульвара.

Крошечная комнатка, пропахшая курительными благовониями, была битком набита всяческими предметами, по преимуществу восточного происхождения: таинственно улыбающиеся Будды — бронзовые, отполированные до блеска, и деревянные, покрытые темно-красным лаком, шелковые ширмы, расшитые сценами из жизни средневековой Японии и Китая, шкатулки, покрытые прихотливой резьбой, веера, огромные фарфоровые вазы, мечи, кимоно, бамбуковые циновки и множество других вещей, названия и назначения которых я даже не знала. Между оконными рамами висела картина, где были изображены белый тигр и зеленый дракон. Был здесь и маленький прилавок с витриной, на которой было разложено то, за чем я сюда и явилась, — украшения, цены на которые в отличие от цен на прочий товар были вполне приемлемыми, а иногда даже удивительно низкими.

К прилавку я и направилась, не тратя времени на красивый и стимулирующий воображение, но безумно дорогой антиквариат.

И сразу увидела это кольцо с плоским темно-зеленым камнем. Оно лежало с самого края и сияло неярким нежным светом, хотя, судя по ценнику, было сделано не из золота и, похоже, даже не из серебра.

Я долго смотрела на кольцо, не в силах отвести глаз. А когда немного пришла в себя, испуганно переспросила его цену у продавщиц, поглощенных сугубо эзотерической беседой. Слова «чакра» и «прана» то и дело долетали до меня, совершенно, впрочем, не задевая моего сознания. Смехотворная цифра действительно оказалась ценой. Я попросила разрешения примерить кольцо, и оно — о, чудо! — оказалось мне впору. Более того — как только кольцо очутилось на среднем пальце моей правой руки, исходящее от него сияние заметно усилилось. Но это, по всей видимости, было заметно только для меня. Продавщицы, похоже, никакого сияния не наблюдали. Лишь одна из них смерила меня каким-то странным взглядом и вскоре ушла куда-то в подсобное помещение. При ближайшем рассмотрении обнаружилась еще одна необычная черта кольца — на гладкой поверхности камня в столбик были выбиты три крошечных иероглифа. Когда я подняла глаза, мне почудилось, что тигр на картине взмахнул хвостом, а дракон изогнулся. Наверное, обман зрения был вызван уж слишком благоухающими курительными палочками. Не снимая кольца, я достала кошелек и дрожащими от непонятного волнения пальцами отсчитала требуемую сумму. Оказалось, что она составляет в точности всю наличность моего кошелька. Зажав в кулаке чек, окрыленная, я вышла на свежий воздух.